Центральный Комитет встречается со всеми категориями населения нашей страны. Это хорошо, потому что надо знать мнение всех. Но неужели нам, партийным работникам с мест, при такой сложнейшей ситуации нельзя было собраться и посоветоваться хотя бы сейчас, накануне XXVIII съезда партии? А посоветоваться нам есть о чем. Надо решить вопрос о расширении самостоятельности районных и первичных парторганизаций в выборе форм и методов работы, в решении кадровых, финансовых и структурных вопросов, об обеспечении гарантий реальных прав каждого коммуниста на формирование партийной политики, нужна четкая регламентация выдвижения, сменяемости, подотчетности и основных функций выборных органов и так далее.
У многих коммунистов вызывает недоумение также тот факт, почему Политбюро ЦК КПСС, даже в нынешних условиях, ни разу не осмелилось отчитаться о своей работе перед членами ЦК. Все настойчивее звучат предложения о проведении Всероссийской партийной конференции, которая должна решить, какой партийный орган иметь в России. Я полностью поддерживаю эти предложения. Никто также не поймет, если для обсуждения проекта политической платформы к XXVIII съезду КПСС вместо расширенного, как было объявлено, состоится Пленум в обычном составе. А судя по приглашениям, пока зовут только членов ЦК.
Думаю, что никто нас не поймет, если мы выборы делегатов на XXVIII съезд будем проводить по-старому. Я понимаю, что нельзя изменить Устав, но в то же время можно принять на пленуме ЦК КПСС решение о том, чтобы провести выдвижение кандидатов в делегаты тайным голосованием по партийным округам, а затем на конференции просто утвердить эти кандидатуры.
Областная партийная организация сегодня сдает серьезный экзамен на политическую зрелость. Ситуация сложна, но ее не следует драматизировать и впадать в панику. Например, волгоградские коммунисты едины в своем стремлении добиться позитивных изменений в работе городской партийной организации. В ней преобладают здоровые силы, надо только освободиться от всего того, что нам мешает. Прежде всего – от утративших доверие народа руководителей, формально-бюрократического стиля работы, социальной несправедливости». 33
Возглавляемый папой Волгоградский городской комитет КПСС давно сделал то, что папа призывал реализовать в ЦК партии. В пределах своих возможностей они ушли значительно дальше Центрального Комитета и Политбюро по пути демократизации партии. Предвыборная партийная политическая платформа городской партийной организации, которая была принята в ноябре 1989 года после настоящего широкого обсуждения, была абсолютно уникальным документом.34
Когда я читал стенограммы папиных выступлений, я и сам удивился, как последовательно он поднимал проблемы кадровой политики на пленумах и конференциях обкома КПСС еще с 1975 года. Я уже приводил его выступление в 1984 году, когда он говорил о необходимости более широкого обсуждения среди секретарей райкомов и горкомов кандидатур на высокие посты в обкоме, о недопустимости келейности в принятии таких решений. А ведь это все вопросы развития внутрипартийной демократии.
В декабре 1988 года на областной отчетно-выборной конференции папа опять поднял эту проблему – о недопустимости обсуждения «в узком кругу» кандидатур на высокие посты в обкоме и облисполкоме. О том, что в этом обсуждении даже не принимают участие все члены бюро обкома. Ещё он предложил пересмотреть сложившуюся форму предварительного согласования кандидатур с ЦК КПСС, поскольку это не вписывается во внутрипартийную демократию: «На пленуме обкома, например, можно возразить против того или иного товарища. Но когда нам говорят, что его выдвижение одобрено ЦК, то против мнения высшего органа партии выступать никому не хочется. В итоге порой вместо избрания происходит назначение на должность».35
Поскольку конференция была выборная, отец тогда высказал и свое мнение о секретарях обкома Г.В. Курине и В.М. Баландине (волгоградцам будет небезынтересно): «Георгий Васильевич (Курин –
Что касается второго секретаря обкома В.М. Баландина, то папа тогда, в 1988 году, высказал следующее: «Надо быстрее освобождаться от ряда недостатков Владимиру Михайловичу Баландину. Слишком много времени уделяет он порой малозначащим деталям, упуская главное. Если он будет снова избран на нынешнюю должность, то ему следует серьезно над собой поработать. Ведь именно второй секретарь призван стать организатором работы аппарата обкома в новый условиях».
На пленуме 24 января 1990 года папа говорит уже более жестко: «Одновременно возвращаюсь к своему прежнему предложению об освобождении от занимаемой должности второго секретаря обкома партии тов. Баландина, как не обеспечившего руководства. Думаю, что сегодня его некомпетентность, неумение организовать работу отделов обкома очевидны всем, кто непосредственно сталкивается его работой».37 То есть папа трижды предупреждал о В.М. Баландине – в 1988, 1989 и 1990. Если бы прислушались к отцу члены обкома и бюро обкома и отправили в отставку Калашникова в 1989, а Баландина в 1988 году, то, возможно, не было бы и тех митингов зимы 1990-го…
Потом было много других выступлений. Лидия Рыбянченко, которая была еще и народным депутатом СССР, обвинила папу в «популизме» и «заигрывании с людьми». Тогда я больше ни от кого не слышал ничего подобного в папин адрес. То, что он единственный из партийных работников пошел к горожанам на митинг и попытался донести свою позицию руководителя Волгограда, Рыбянченко назвала «популизмом». Но нормальный руководитель города обязан быть на массовых протестных акциях горожан для того, чтобы понять требования людей и поговорить с ними.
Самое интересное, думаю, что митингующие как раз не воспринимали Анипкина «популистом». Отца освистывали, захлопывали на том первом митинге, но никто не обвинял его во лжи и подыгрывании, потому что он был абсолютно естественен и люди это видели. Это нельзя сыграть. Все это освистывание было проявлением общей накопившейся злости людей против партаппарата, не лично против Анипкина. И коллеги по партии это понимали – те, кто знал отца еще с 1970-х гг. Кстати, сама Л.И. Рыбянченко всегда нормально к папе относилась, поэтому ее речь он и назвал «неожиданной».
Как говорится, «и какая муха ее укусила» в тот день? Есть веские основания считать, что ту «муху» звали Владимир Михайлович Баландин, второй секретарь обкома, который и вел пленум. Папа давно говорил о его несоответствии занимаемой должности и В.М. Баландин таким образом мелко мстил Анипкину, сориентировав бедную Лидию Ивановну «убить сразу двух зайцев» – «наехать» на отца, что она и сделала, попутно пройдясь и по секретарю обкома по идеологии А.П. Катунину. А образцом партийного руководителя, по мнению Рыбянченко, является … сюрприз-сюрприз, – товарищ Баландин!38 В общем, всем стало очевидно, кто пытается дирижировать пленумом, используя замшелые приемы из времен застоя.
И все же большинство на пленуме говорили серьезные вещи. Было видно, что у членов обкома наболело и людям необходимо было высказаться. Хочу привести отрывок из выступления И.П. Шабунина, будущего губернатора области, а тогда председателя областного государственно-кооперативного агропромышленного объединения:
«…Мне приходилось и раньше высказывать критические замечания по стилю работы Владимира Ильича. Стиль этот зачастую основывается на приказе и силовом давлении, угрозах, оскорблениях. На бюро можно услышать: «Лодырь!», «Бездельник!», «Перешагну через любого!», «Отберем партийный билет!». Согласитесь, это грубо и неэтично. Не то время такими словами пользоваться. А разве редкость у нас партийный работник, который нецензурщину выдает? На каких это фронтах нервы растеряли партийные работники? Почему они «вверх» не ругаются, а только «вниз»? Вот поэтому не случайны вспышки народного возмущения против партийных органов, а не партии.
В нашем городе такое возмущение высказывают. Почему это произошло? Да потому, что любая критика у нас наказуема. Давайте честно и откровенно признаемся. Разве правильно мы с вами поступили в 1986 году, когда рассматривали статью в газете «Правда» «Иллюзия ускорения»? В этой статье была и справедливая критика. Однако организованный хор «доброжелателей» заглушил справедливые положения статьи. Пленум обкома обвинил орган Центрального Комитета в клевете. Что, мы хорошую службу Калашникову сослужили? Кто после этого мог с ним спорить или критиковать? Его наверху все боялись, а внизу тем более. <…>.
Я указывал на личные недостатки Калашникова два с половиной года назад, но от критики ничего не изменилось. Во многих вопросах просматривается склонность к авантюризму. <…>. Неужели он, опытный человек, не видит, к чему приведет безудержная, подчеркиваю, безудержная, мелиорация? Я не против мелиорации, но она разумной должна быть. Нет, видел, но, наверное, погубило честолюбие: любой ценой побольше построить, а результат – сегодня 100 тысяч гектаров орошаемых земель в тяжелейшем состоянии. А сколько партийных и хозяйственных работников вынуждены были пойти на сделку с совестью, принимая в эксплуатацию неготовые участки! А сколько путем приписок «набирали» кормовых единиц с гектара, тоже на сделку с совестью шли!».39
Было много подобных выступлений. Специальные корреспонденты «Советской России» В. Черкасов и В. Дроботов отмечали: «Точку зрения А. Анипкина поддержали некоторые другие секретари райкомов партии. <…>. Многие часы шел трудный и мучительный разговор. Как бы ни был он тягостен для В.И. Калашникова, никто не в праве сказать, что это было сведение каких-то счетов, выяснение личных отношений и тому подобное. Даже те, кто порой сбивался на конспекты застойных времен, все равно апеллировали к делу, интересам народа и обновлению партии во имя этих же интересов»40.
Затем перешли к голосованию о доверии членам бюро обкома. По отрывку из папиных воспоминаний уже ясно, что пленум выразил недоверие, то есть вывел из состава бюро обкома не только явно одиозную фигуру второго секретаря В.М. Баландина, но также моего отца (за «заигрывание с народом») и первого секретаря обкома комсомола Виктора Ермакова, который активно поддержал моего отца, за что и поплатился. Иными словами, две трети бюро оставили нетронутым.
Собственный корреспондент «Рабочей трибуны» И. Мордвинцев все это описывает так: