Интервью Валерия Степнова

«Отправной момент – публикация в «Правде» «Иллюзия ускорения» 18 мая 1986 года. Лично я и мой коллега Владимир Сомов, которого прислали из редакции на помощь для подготовки этой статьи, – мы базировались только на данных областного статистического управления. Никакой политической подоплеки под эту статью мы не подводили. По крайней мере, мы с ним. Цифры были очень убедительные. В 11-ой пятилетке, по сравнению с 10-ой, и объем сельскохозяйственного производства в Волгоградской области упал на 18%. Вот это и было поводом для того, чтобы обратить внимание на положение дел в сельском хозяйстве и эффективность руководства сельским хозяйством обкомом партии. Правда уже после публикации этой статьи, спустя какое-то время, мне рассказывали, что, будто бы, эту статью Афанасьеву (главред. «Правды» – М.А.) заказал Лигачев (секретарь ЦК, член политбюро – М.А.) для того, чтобы тормознуть выдвижение Калашникова в ЦК и дальше, ну сначала секретарем ЦК, а потом в политбюро. Это было намерение Горбачева. Они оба работали в Ставропольском крайкоме партии, были дружны, и даже, как мне рассказывал коллега, вместе ходили на охоту. Ну на здоровье – пусть бы и ходили.

Мне в то время представлялось, что мы взяли абсолютно достоверные факты. Мы анализировали вот это увлечение Волгоградской областью этими гигантскими животноводческими комплексами, которые везде строили, в которые вбухивали огромные средства, но для будущих животных, которые тут должны были откармливаться, в области не было кормов. Те, которые вот были, и тех кормили прелой соломой, закупленной где-нибудь на стороне по осени. Не было своих кормов. Размахнулись с мелиорацией – колоссальные там были масштабы, – а от нее в заволжских районах началось засоление почв в связи с тем, что там солончаки и соляные пласты лежат не глубоко. Мало-мальски сведущие в сельском хозяйстве знают, что повышение солености почвы на 0,1 процента – это все. Поскольку вызывает снижение урожайности на 30%. То есть за три года пашню можно угробить совершенно. К чему дело и шло. В Среднеахтубинском районе, в Волго-Ахтубинской пойме, имея в виду, там мелиорация была сопряжена с заболачиванием. Некоторые озера удавалось осушить, вроде бы, – начинали пахать. Но, прежде чем там вырастали помидоры или капуста, там буйно разрастался тростник. Корни резали плугами, растаскивали по пашне, в общем, происходило такое непроизвольное расселение тростника.

В-третьих, вообще демонстрировалась показуха. В некоторых районах агрегаты смонтировали – это огромные такие поливальные установки, которые перегораживали поля, а воду к ним не подвели. Большую нелепость, конечно, придумать трудно. Восприятию человеческим разумом это не поддается. И, естественно, механизаторы, которым приходилось, чтобы вспахать поле, делать зигзаги, вокруг этих агрегатов, а потом и на комбайнах, чтобы убрать хлеб… Опять же зигзаги… Но тем не менее, когда интересовались в районах: «Ну чего вы наделали? – Ну чего мы наделали, нам приказали – мы поставили». А денег ни на трубы, ни на насосы у нас нет.

Иногда эта мелиорация принимала ну просто какие-то вот гротескные формы. Альберт Орлов, Альберт Николаевич, по-моему, не помню сейчас уже, будучи первым секретарем Среднеахтубинского района, показывал мне то, что я назвал «сообщающиеся сосуды». Это два соседних озера, из одного воду качали в другое, в надежде, что вот осушат, будет почва, пригодная для пахоты. И никому в голову не приходило, что вся Волго-Ахтубинская пойма лежит на подстилающих песках. Плодородный наносной слой в виде ила очень невелик. Дальше идет песочек чистенький. И все озера в Волго-Ахтубинской пойме – это, практически, сообщающиеся сосуды. И когда из одного сосуда усиленно качают воду в другой, соседний – сутками причём. Насосы были, проведена была специальная электролиния туда… Ничего вразумительного на этот счет Орлов мне сказать не мог – только так вот говорил: «Надо, у нас политика. Вот надо, надо, у меня распоряжение…». И качал. Надо думать, за послушание, потом был назначен Калашни ковым председателем облисполкома. Это вместо Шабунина – делового, энергичного, принципиального.

Что касается политики. Вот это уже после публикации «Иллюзии ускорения» с редакции «Правды» мне рассказывали, что Горбачев очень болезненно воспринял это выступление «Правды». Он кричал на Афанасьева (главреда – М.А.): «Че ты делаешь! Ты бьёшь по своим!». Афанасьев ему объяснял, что у него нет ни своих, ни чужих, что у нас есть формула целесообразности, принципиальности, что мы и делаем. Калашников тоже топал ногами и требовал от Афанасьева «немедленно убрать Степнова из Волгограда!». Ну вот просто немедленно. Ну Афанасьев был человеком принципиальным. Он сознавал свою общественную значимость. Это академик, это автор известнейших учебников по философии. Это человек с большим именем. И ему вот это визжание Калашникова не то, чтобы было как-то безразлично, но он не считал нужным его немедленно выполнять.

Что касается причин отставки Калашникова, версии, которые там выдвигают, типа что понижение в должности Шабунина, режиссура хозяйственной элиты, использование печатного органа ЦК КПСС с намеком на «Правду», что вот хозяйственные элиты использовали ее… Это домыслы. Это просто-напросто домыслы. Ни у кого из хозяйственной элиты Волгограда и выходов-то на «Правду» не было. И вообще – сначала была публикация, а потом понижение (Шабунина – М.А.). Кстати говоря, я сам предлагал Ивану Петровичу Шабунину выступить: «Давай подберем, – говорю, – тему хорошую, я тебе помогу ее подготовить и выступим в «Правде». Нам будет приятно поглядеть на реакцию Калашникова. Не хочешь – давай я выступлю, но опять же – с тем, чтобы ты был героем там». У нас были, кстати говоря, хорошие товарищеские отношения. И я не случайно говорю на «ты», мы с ним давно «на ты» перешли. Что, впрочем, нам не мешало часто спорить так, что сыпались искры, когда мы стукались лбами друг с другом, отстаивая позиции. Расходились, но встречались потом опять по-дружески, потому что каждый понимал, что вот точка зрения у человека есть. Она имеет свое право на жизнь. Ну, то есть, я очень уважал Шабунина. <…>.

Что касается меня. После той майской публикации меня продержали год взаперти. В смысле, в «Правде» ничего из моих материалов о Волгограде не печатали. Ни из сельского хозяйства, ни промышленности. И говорили: «Старик, ну понимаешь, не будем дразнить гусей. Давай не будем. Давай не будем…». А год спустя предложили на выбор: Ленинград или Воронеж – дескать, надо переезжать. «Ты с Калашниковым не сработаешься. Он по-прежнему требует, чтобы тебя перевели. Мы знаем, что он даже к Горбачеву ходит с этой просьбой. Но Горбачев считает ниже своего достоинства заниматься каким-то корреспондентом и давать указания Афанасьеву». Я выбрал Воронеж, так как это была сельскохозяйственная зона, а я тяготел к сельскому хозяйству. И в августе 87-го года выехал в Воронеж. Но Волгоград я регулярно навещал. Встречался с друзьями.

И вот где-то в 1989-ом году мой добрый и старый друг Евгений Семенович Павловский, директор Института ВНИАЛМИ (Всесоюзный научно-исследовательский институт агро-лесомелиорации) показал мне совместное постановление обкома и облисполкома по реализации агро-лесо-мелиорации в Волгоградской области. Конечно, читал я его и с радостью, и с печалью, потому что к тому времени уже никто реализацией этого постановления не занимался. Накатывал 1990 год и мне было жалко, что так сразу разумно не поступил Калашников, когда приехал в 1984 году. Для реализации этой программы я не пожалел бы ни сил, ни времени. Но было уже поздно. Время ушло – я это понимал прекрасно – что никто ничего не сделает. И еще было обидно, что во время нашей первой встречи с Калашниковым, когда я пришел ему представиться -кто я, что я – я ему рассказал об этой системе, подготовленной в институте. И мне было удивительно, что он мой рассказ воспринял ну с каким-то раздражением. Это было довольно заметно. И вообще расценил как попытку журналиста учить его, первого секретаря обкома партии. Ну никакого желания учить его у меня, вот, честно говоря, не было. Я просто надеялся, что мы будем соратниками в реализации этого благого дела. Но не судьба! О последующих событиях я ничего сказать не могу, поскольку я в Волгограде не был ни непосредственным участником, ни даже не получал информации какой-то из первых рук. То есть, о последующих событиях ничего сказать не могу, да и, наверное, нет смысла».

Папа мне рассказывал, как после той статьи по настоянию Калашникова в область из «Правды» прислали двух московских корреспондентов, которые должны были написать другую – «хорошую» статью об успехах первого секретаря обкома в сельском хозяйстве. Папе Калашников поручил повозить их по хозяйствам, познакомить с председателями соответствующих колхозов и совхозов. И папа их возил как секретарь обкома по идеологии. Он мне рассказывал, что те корреспонденты из Москвы прекрасно понимали, зачем это все, о чем поделились тогда с отцом в доверительной беседе. Поэтому делали они свою работу без энтузиазма, «для галочки», как говорится. Поскольку понимали, что вся правда (извините за каламбур) была уже написана в той майской статье в «Правде», а от них требуется написать сказку. Не знаю, появилась ли та, «хорошая» статья. Мне кажется, что так и не появилась – я бы ее обязательно увидел.

Вот так первый секретарь обкома расправился с собкорром «Правды» по своей области за единственную критическую публикацию. Такая же нетерпимость к иному мнению проявлялась по отношению к коллегам – секретарям обкома, не говоря уже о чиновниках рангом ниже. Там это все приобретало параноидальные формы.

Ставший после Валерия Степнова собкорром правды по Волгоградской области Юрий Щербинин рассказал мне, что Владимир Ильич Калашников пытался и ему указывать, что публиковать, а что нет. В частности, Юрий Александрович вспоминал, как в 1989 году он написал критическую статью и отправил ее в «Правду». У собственного корреспондента «Правды» был свой телетайп в квартире, и он напрямую передавал и принимал материалы из Москвы. В один из дней утром Щербинину звонит Калашников: «Зайдите ко мне». «Захожу к нему в кабинет, – рассказывает Юрий Александрович, – смотрю – на столе лежат гранки моей статьи, которую я накануне отправил в редакцию “Правды”. “Откуда у вас эта статья?” – спрашиваю я. “Оттуда”, – усмехнулся первый секретарь. – Эта статья не будет опубликована!»

И все-таки она была опубликована, несмотря на мощнейшее давление Калашникова. Я спросил Щербинина, а не заказал ли ту его статью кто-то из ЦК? «Да ну что ты, Миша, – рассмеялся Юрий Александрович, – никто мне ничего не заказывал. Все было настолько очевидно, и я написал ту статью по собственной инициативе».