Вот взметнулся фонтан брызг. Мелькнула страшная лапа — и на берег вылетела бьющаяся рыбина. Метеор хищно зашипел — и Аэсса рассмеялась. Возлюбленная Всеблагого стояла на дне морском, и волны колыхались у ее живота, а вокруг бушевали тайфуны и возникали все новые рыбы, все новая живность.

Она тоже иногда участвовала в творении, Аэсса Штормовая. Этот новый мир создавала она, а Всеблагий в основном наблюдал. Метеор с восторгом носился по берегу, нырял в воду, смотрел на бурлящие серебристые косяки… желтые глаза горели огнем, грива топорщилась.

Ему нравилось, ему ужасно нравилось. Волнения в эфире, бурлящий повсюду Хаос, захлестывающая все божественная сила — и первозданная мощь творения. На глазах рождался новый мир, и это будоражило молодого хтоника, достигало глубин его подсознания.

А Всеблагий любовался женой. В такие моменты она была особенно прекрасна — полностью в своей стихии, с искрящимися на солнце волосами и мириадами брызг вокруг. Ее лицо светилось изнутри, на устах играла улыбка, и было с удивительной ясностью видно — воистину пред тобою богиня.

Это было не просто лицо женщины. Сознание смертного при взгляде на нее помутилось бы. Бесчисленные образы присутствовали здесь одновременно. Блики света в ее глазах переходили в блики солнца на воде, пляшущую на дне сеточку отблесков.

Вспышки чешуи резко отвернувшего косяка — и хищная тень, летящая вдогонку. Переливающаяся всеми цветами глубоководная рыбина — и слепой взгляд в окружающую темноту. Огонь спасительного маяка — и разбивающийся о скалы шторм. Горящий корабль на фоне сверкающих молний.

Она безупречно воплощала представления народов о том, какой должна быть богиня морей.

Впервые Всеблагий уселся на Метеора верхом, когда тому исполнилась сотня лет. Тому это не очень понравилось. Всеблагому тоже — но его образ уже включал вахану, переигрывать назад было неудобно.

А Аэсса расхохоталась, и где-то вдали заиграли дельфины, послышался рокочущий шум прибоя. Великая богиня заливалась смехом от того, какой нелепый вид у ее мужа, всемогущего творца миров.

Это действительно смотрелось потешно. Метеор и его сородичи совершенно не вязались с образом ездового животного. Всеблагий был абсолютно незашоренным богом, он не придавал значения внешним атрибутам, но ему все же показалось, что стоит с этим что-то сделать.

Он был творцом миров. Он создавал планеты щелчком пальцев. Он наполнял их жизнью и каждый день укрощал Хаос. Конечно, он без труда придал своей вахане более подходящий образ.

Метеору это не понравилось еще сильнее. Став светящимся белым конем, он взрыкнул, зашипел — и сбросил фальшивую шкуру.

Он был хтоником второго поколения, он был реален немногим меньше, чем сам Всеблагий — и его не получалось видоизменить против его воли. То же самое случилось, когда бог обернул его самобеглой золотой колесницей, летающей моторизованной повозкой и открытым космическим катером.

Но со временем Метеор привык, почувствовал вкус к таким метаморфозам, стал с готовностью отзываться — а потом научился делать это и сам. Он стал очень самовольной ваханой, меняющей облик по собственному усмотрению — но обычно тот соответствовал окружению.

В остальном же все было как прежде. Всеблагий неустанно занимался делами творения, и оттого каждый день приносил что-то новое.

Краски жизни никогда не оскудеют, если ты сам пишешь ее полотно.

Несмотря на появление у него ваханы, большую часть времени Всеблагий проводил в рассредоточенном состоянии. Богам не требуется конкретная форма, когда они ни перед кем не предстают. У него было много аспектов, и его сродство с бытием уже почти не уступало тому, что имеют демиурги. Свои миры Всеблагий чувствовал, как продолжение себя, частично присутствовал в каждом из них. Каждый, кто о нем помнил и хоть изредка поминал, связан был душою с Всеблагим.

И те, кто давно уже не помнил и не поминал — тоже. Потому что о них помнил сам Всеблагий. Помнил — и иногда поглядывал в их сторону.

Орротоб, его первый мир. Пятнадцать тысяч лет минуло с тех пор, как на их материнской планете родился Бгодей Аммари Авталогиданна. Какой огромный путь прошло с тех пор человечество. Вместо отсталого кастового царства и вечно дерущихся рабовладельческих стран — межзвездная республика, раскинувшаяся на целый галактический рукав суперцивилизация.

Бгодеизм давно остался в прошлом. Он трансформировался, впитал другие религиозные учения, много раз переосмыслялся, столкнулся с научным мышлением, был разобран и отвергнут, отбросил мистическую составляющую и в итоге стал просто сводом моральных установлений, подтвержденных эмпирическим опытом человечества и умозаключениями ученых мужей, а затем искусственного интеллекта.