Так что Всеблагий просто оставил этот мир за спиной, как оставлял большинство своих творений.
Но большинство других его творений просто существовали, ничем не давая о себе знать. А вот этот мир хтоников однажды о себе напомнил.
Это случилось очень нескоро. Шесть тысячелетий минуло с того дня, когда один мир погиб, а другой родился. Но в один прекрасный день Всеблагий вдруг услышал… мольбу. Зов о помощи.
Он слышал их очень много. Постоянно, круглосуточно. Молитвы и жертвоприношения, восхваления и хулу, даже просто упоминания — все это боги слышат. Но воззваний этих так много, что они сливаются в единообразный гул, фоновый шум на грани восприятия. Даже боги не могут отвечать на каждый зов, даже боги не могут отзываться на каждую молитву.
Они, вопреки чаяниям смертных, не настолько всемогущи.
Но некоторые выделяются в этом фоновом шуме. Те, чьи голоса знакомы богам, или просто особенно громки. Сейчас Всеблагий слышал мольбу из мира, в котором никто не мог к нему взывать, в котором никто не знал его имени… собственно, имени в мольбе и не звучало. Это было просто очень горячее, отчаянное желание, исходящее из мощнейшего источника. Оно дотянулось до Всеблагого сквозь миры и пространства, было услышано и понято… и он откликнулся.
Шесть тысяч лет. Планета сильно изменилась за этот срок. Вместо нескольких сотен хтонических чудовищ их тут были миллионы. Помельче, пожиже, а многие уже почти утратили бессмертие — но в массе своей это все еще были хтоники.
Семь основных видов. Изначально было больше, но не все сумели достаточно расплодиться, часть вымерла, была истреблена остальными. Для этих живых машин разрушения планета оказалась не так уж и велика — и не всегда они жили в мире.
А восьмой вид заканчивал существование прямо сейчас. Там, откуда шла мольба, случилась настоящая бойня. От горизонта до горизонта все было уничтожено.
Ни травинки, ни былинки. Земля зияла трещинами и кратерами. И повсюду лежали трупы.
Огромные трупы. Хтоники нескольких видов — но преобладал среди них один. Тот самый вид, представителю которого Всеблагий шестьдесят два века назад рассказывал, что в юности был богом виноделия.
Вот он, этот самый представитель. Лежит на боку, истекая кровью. Почти мертвый.
Мертвая. Это самка. Всеблагому не нужно было задавать вопросов — он проник в суть вещей и узрел всю картину произошедшего.
Они были царями местной природы, эти хтоники. Не самые крупные среди других, зато самые быстрые и ловкие, самые хитрые и коварные. Они были идеальными хищниками — и с каждым тысячелетием все сильнее доминировали над остальными, все активнее истребляли остальных.
В случае с обычными животными на том бы все и закончилось. Но даже самые тупые хтонические чудовища гораздо умнее обычных животных. Среди обитателей планеты не все в полной мере обладали разумом, но все были достаточно сообразительны — умели общаться между собой, умели сотрудничать.
И умели вести войны.
Они объединились против доминирующего вида — и одержали верх. Последняя из битв свершилась здесь и закончилась буквально только что. Хтоники громадны, могучи и неуничтожимы… но не когда против них выступают такие же хтоники.
Последняя живая самка смотрела на Всеблагого — а он смотрел на нее. Она ничего не говорила… они так и не научились говорить по-настоящему, эти существа. Вся залитая кровью, она была почти раздавлена тугими кольцами гигантского змея — и змей был мертв, а она все еще жива… но ей оставалось недолго.
И она ни о чем не просила Всеблагого. Ей просто стало страшно и одиноко — и она вдруг вспомнила того, кто когда-то столь многое дал им всем и ничего не попросил взамен. Вспомнила чувства, охватившие ее, когда она была в центре акта творения, когда вокруг оживала и расцветала планета.
И тому, кто был раньше богом хмельных лоз, а теперь творил миры, она отдала своего детеныша.