— Можно их оставить… — произнесли кристаллы. — Но с их первозданной мощью они рано или поздно сами все тут разрушат. И что — снова пересотворять?
— Те, кто все тут разрушил, не были хтониками, — напомнил Всеблагий. — Они даже бессмертными не были.
Несколько мгновений боги молчали, глядя с орбиты на остывающие комья сверхреальной материи. Их мир пылал, их планета была раскалена добела — но в этой адской колыбели уже бурлила жизнь. Дикая и необузданная, порожденная самим Хаосом, опасная даже для богов — но это была жизнь, и она хотела продолжать жить.
— Я стабилизирую звезду, — вздохнула громадная муха.
— Я укреплю Кромку, — сказала запятая.
— Я свяжу ноосферу, — произнесли кристаллы.
— А я оформлю первичную экосистему, — принял свою обычную форму Всеблагий.
Будь это один из его миров, он просто не позволил бы Хаосу воплотиться в виде чудовищ. Пресек бы это еще в зародыше. Но в этот раз они возникли сами — и их оформило коллективное бессознательное. Осколки ментального плана, разумы миллиардов погибших смертных — их совокупность задала Хаосу вектор.
Теперь по юной планете шествовали громадные монстры. Искаженные образы прежних животных этого мира и химер, что порождало воображение ушедших навсегда разумных. Исполинские змеи, многоногие рептиленасекомые, огнедышащие колоссы, мохнатые клубки когтей и клыков…
Одно такое чудовище медленно подступало к Всеблагому. В огромных желтых глазах словно пылало пламя. Хтоник с любопытством разглядывал бога, что пребывал в самом центре творения — остужал почву, поднимал из нее гранатовые деревья и виноградные лозы, мириадами рассеивал микроорганизмы.
Когда чудовище подошло совсем близко, Всеблагий воплотился четче и улыбнулся. Хтоник издал шипящий звук и отпрянул.
— Изначально я был всего лишь богом виноделия, — сказал ему Всеблагий, выпуская все новые лозы. — Веселья, пьянства и кутежа. Очень, очень давно. Потом смертные решили, что я способен на большее — и оказалось, что я действительно способен. Я стал богом удовольствий. Потом — богом счастья. Теперь вот творю миры. А еще говорят, что выпивка до добра не доводит, а?
Хтоник ничего не ответил. Всеблагий не был уверен, понимает ли тот. Способен ли говорить. Иные из этих порождений Хаоса обретают разум сразу при рождении, другие — со временем, третьи же так и остаются просто сверхсильными животными.
Под когтистой лапой вздулась почва — проклюнулся очередной росток. Хтоник чуть подвинулся, и к небу взметнулось раскидистое дерево. Могучий лавр. Везде прорастали виноградные лозы, распускались розовые кусты. Всеблагий не стал мудрить с таксономическими категориями — он просто шагал по планете и вокруг расцветала флора. Пышная растительность окутывала ноги хтоников, и даже самые буйные из них как будто умиротворялись от этого ликования жизни.
Один из них так и продолжал следовать за Всеблагим. В желтых глазах все еще пылало пламя — но теперь это было пламя восторга. Он смотрел на работу бога зачарованно, трогал лапой свежесотворенное деревья, иногда восхищенно взревывал.
Он родился совсем недавно и, конечно, не умел отделить чудеса от обыденности. Для него все было внове, все было чудом. Но и он на глубинном уровне чувствовал, что происходящий акт творения — это священнодействие, которое можно увидеть лишь раз.
Кто-то из богов уже остужал раскаленные трещины и заполнял их водой, создавал сеть мелководных морей. Сияющая запятая спустилась на планету и обернулась подобием каракатицы с длинным змеиным хвостом. Она врезалась в землю, распахала ее живым плугом и стала прочерчивать лазурные реки.
Они создали и небольшой океан. Среди хтоников были те, что лучше смотрелись в пучине. Взметнули к небесам горы. Вырастили несколько колоссальных деревьев. Ввосьмером боги обустроили пересотворенную планету, и каждый внес свою часть, вложил частичку себя.
А потом они распрощались и разошлись. У каждого сохранилось право на присутствие в новом мире, но на владение никто не претендовал.
Да и какие там претензии? Это хтоники. В ближайшие тысячелетия здесь не будет никого, кому придет в голову поставить хоть маленький тотем. И у них достаточно силы, чтобы самим защищать свой мир, им не нужна опека.