Еще в 1881 году отзывались впечатления Московского празднества 1880 года. Актовая речь профессора В.В. Никольского об «Идеалах Пушкина» (изд. 3, СПб., 1899. С приложением статей того же автора «Жобар и Пушкин» и «Дантес – Геккерен») обратила внимание теплотой отношения в поэту. Наблюдая переделки произведений Пушкина, автор говорит: «Причина этих переделов заключается вовсе не в художественных требованиях, а в глубоком нравственном чувстве, если бы мы захотели определить самую сокровенную сущность души поэта, мы назвали бы ее целомудрием. Отсюда замешательство, робость, застенчивость, неловкость там, где Пушкин должен был выразить свое истинное чувство» (25). Далее автор отмечает добровольное юродство Пушкина (26). Этот общий взгляд смягчает резкость суждений о распущенности семьи и школы, после которой Пушкин впал в либерализм и неверие. Но поэзия его с постепенным развитием представляет все более высокие нравственные идеалы: долга, труда, взглядов на правительство, религию.
В VII томе «Полного собрания сочинений кн. П.А. Вяземского» (СПб., 1882 г., стр. 306 и др.) помещена статья его под заглавием «Мицкевич о Пушкине». Это не только извлечение из французского сочинения польского поэта о Пушкине, но и интересные личные воспоминания кн. Вяземского. В разработке частных вопросов о Пушкине заслуживают внимания статьи академика Сухомлинова «Император Николай Павлович – критик и цензор сочинений Пушкина», «Полемические статьи Пушкина» («Историч. вестник» 1884 г. Исследования и статьи по русской литературе М.И. Сухомлинова, т. II, стр. 249 и др.), касающиеся вопроса об отношении к Пушкину цензуры, что, как увидим ниже, затронуто в специальном сочинении г. Скабичевского о цензуре. Статьи академика Сухомлинова написаны на основании документов. Здесь мы впервые находим рассказ о любопытной критике цензурной «Комедии о Борисе Годунове» и последовавших изменениях в истории драмы Пушкина. Здесь же рассказаны и все распри поэта с Булгариным.
С 1884 года стали появляться в «Русской старине» подробные извлечения, описания и исследования рукописей Александра Сергеевича Пушкина, хранящихся в Румянцевском музее в Москве В.Е. Якушкина. Несмотря на то что этими рукописями пользовались уже начиная с Анненкова почти все последующие издатели сочинений Пушкина, Якушкин представил массу интересных данных для изучения творчества поэта. Автор, однако, не извлек всего, ограничивши свою задачу более важным. Отсюда и после его труда мы встречаем в литературе о Пушкине много дополнений по изучению румянцевских рукописей Пушкина. Тетради, судьба которых рассказана Якушкиным («Рус. ст.», февраль, 1884 г.), оказываются с оборванными и вырванными листами. Нередко стихотворения сопровождаются в тетрадях прозаическими программами и переводами, набросками. Эти извлечения, по крайней мере некоторые, сделались необходимой принадлежностью изданий Пушкина, начиная с издания 1887 года Литературного фонда. Как интересны вообще данные, извлеченные Якушкиным, можно судить по следующим указаниям, являющимся впервые («Рус. стар.» 1884 г., май, стр. 334), что Пушкин уже на юге занимался простонародными русскими сказками, например, в 1822 г. сказкой о царе Салтане («Р.С.», август, 1884 г., стр. 329), что Пушкин списывал польские тексты из Мицкевича в подлиннике, значит – понимал по-польски, и пр.
Тому же автору принадлежат статьи «Радищев и Пушкин» (Чтения в обществе истории и древностей российских, 1886 г., II кн., 3—58 стр.). Г. Якушкин показывает настоящее значение статей Пушкина о Радищеве, их настоящий смысл.
К 1886 году относится «Библиографический указатель статей о жизни А.С. Пушкина его сочинений и вызванных ими произведений литературы и искусства. Puschkiniana» (СПб.,1886 г.) Межова, очень важный для изучающих биографию, критику и вообще библиографию, относящуюся к Пушкину.
Наступил 1887 год, и 29 января истекло 50 лет со дня смерти А.С. Пушкина. Снова в Москве, Петербурге и в других университетских городах (Одессе, Киеве, Казани) раздались речи в честь великого поэта. Грустный оттенок их выступил естественно. В Московском обществе любителей российской словесности были прочитаны речи профессором Тихонравовым «Пушкин и Гоголь» (Сочинения H.С. Тихонравова, III т., 2 ч., 182–195 стр.), Ключевским «Евгений Онегин и его предки» («Русская мысль», 1887 г., февраль, 291–306 стр.). Тихонравов называет Гоголя продолжателем дела Пушкина, а Пушкина – воспитателем, образователем Гоголя, что подтверждал и сам сатирик своими воспоминаниями о Пушкине, статьями, хотя у нас и нет пока сравнений произведений Гоголя с пушкинскими. Только критика Гоголя сличена обстоятельно с пушкинским направлением в рассматриваемой статье, цель которой – поднять значение Гоголя против исключительных голосов ревнивых оберегателей Пушкина в дни 1880 года. Значение речи Тихонравова, при ее фактических основаниях, можно понять, припомнивши взгляды Белинского, Чернышевского и др., отрицавших достоинства пушкинской прозы и превозносивших Гоголя как родоначальника прозаического периода в русской литературе. Еще недавно это мнение было высказано г. Скабичевским как общий взгляд на всю новейшую русскую литературу. Речь профессора Ключевского содержит теплое отношение к поэту из личных и исторических воспоминаний. Это второй очерк автора для истории русской культуры после упомянутой речи его 1880 года о «Капитанской дочке»: те же приемы, та же историческая связь поколений служилого дворянства, которое то несло военную повинность, то вдвигалось в ряд образованных людей Европы посредством обучения, книг, поездок за границу. Таков генезис типа Онегина, подвергшегося слишком быстрым, головокружительным и неустойчивым направлениям. Профессор Ключевский ставит вопрос о посмертной истории пушкинской поэзии, т. е. о значении ее для нашего и всего будущего времени.
В Петербурге читали профессора Морозов, Незеленов и Жданов. Речь г. Морозова «Пушкин в русской критике» (Годичный акт II С.-Петербургского университета, 1887 г.) и, сколько помнится нам, прочитанная в Обществе Литературного фонда, эта же речь полнее была напечатана в одном из петербургских журналов: «Северный вестник» определяет в самых общих чертах отношение к Пушкину лучшей критики, оправданное текущими воспоминаниями. В речи профессора Незеленова в самом сжатом виде определен ход развития Пушкина. Теплотой дышит и речь профессора Жданова «Несколько слов о значении Пушкина в истории русской литературы» 1887 года. Припомним, что еще в 1880 году профессор Жданов прочел в Киеве «Несколько слов о драматических произведениях Пушкина» («Киевлянин», 1880 г. № 132, 133). Мы еще увидим ниже, как г. Жданов воротился к этой теме и дал интересные указания на новые источники для драмы Пушкина. В речи 1887 года г. Жданов указал на «высокую, примирительную, объединяющую роль, которой Пушкин оставался верен во всю свою жизнь».
В Одессе появился в это время сборник профессора Яковлева под заглавием: «Отзывы о Пушкине с юга России» (1887). Здесь перепечатаны статьи о Пушкине, появившиеся в Одессе с 1837 года, т. е. со смерти Пушкина, или написанные одесситами. Между ними интересны: «Г-жа Ризнич и Пушкин» Зеленецкого, «Пушкин и Людмила И-зи» А. Требова, одесские и кишиневские предания о Пушкине. 1 февраля в Одесском университете были произнесены речи профессорами Некрасовым, Яковлевым и Кирпичниковым[622]. Профессор Некрасов произнес речь «О значении Пушкина в истории русской литературы», в которой указал на высокое значение поэта в деле объединения русского языка и литературы. Речь профессора Кирпичникова «Пушкин как европейский поэт» отличается обстоятельностью соображений об отношении иностранной литературы к Пушкину. Профессор Яковлев говорил о «значении нашего края в жизни и деятельности А.С. Пушкина», сопоставляя Мицкевича с Пушкиным.
В Казани появились статьи, предназначавшиеся к прочтению на 29 января 1887 года. Из них замечательна по краткости и полноте статья профессора Булича «В память пятидесятилетия смерти Пушкина, 29 января 1887 года» (Казань, 1887 г., 50 стр.). Написанная тепло, живо и талантливо, эта статья профессора Булича показывает глубину эрудиции автора и труда, приложенного к изучению поэта. Задачей своей статьи автор поставил отметить «влияние, под которыми вырастала и гениальная личность Пушкина, и его удивительные создания… указать, и то в самых общих чертах, те более других сильным влияния, духовные и жизненные, которые с необходимостью выразились в содержании и направлении его поэтического творчества». Статья профессора Архангельского «Пушкин в его произведениях и письмах, по поводу пятидесятилетия со времени его смерти (1837–1887 гг.)» написана в историческом направлении и содержит определенные направления европейского романтизма, его борьбы с классицизмом предшественников Пушкина, его литературных мнений и пр. В казанском «Вестнике славянства», издаваемом профессором Качановским (1888 г., кн. I, стр. 19–83), помещена довольно большая и оригинальная статья самого редактора об «А.С. Пушкине как воспитателе русского общества». Собранный материал автором и его освещение вызывают внимание к общественным течениям рассматриваемого времени.
Не касаемся других речей, произнесенных в 1887 году. Но упомянем о речи академика Грота «Пушкин в Царскосельском лицее», входящей в книгу 1887 года «Пушкин, его лицейские товарищи и наставники. Несколько статей Я. Грота, с присоединением и других материалов» (СПб., 1887 г.). Статья Грота впервые беспристрастно оценивает нравственное значение личности Пушкина-лицеиста и его стихотворений. По словам Грота, Пушкин, «воспевая лень, сон и кутеж… любознательным умом своим безустанно работал», подражал другим поэтам, написал массу стихов, выработал язык и стих, проявил обширную начитанность. Так точно и в статье «Царскосельский лицей» Грот показал хорошие стороны этого заведения и тем уничтожил предыдущие голословные утверждения о вреде, принесенном Пушкину этим заведением со стороны нравственности и образования, науки. Об этом же свидетельствуют и письма лицеистов, их воспоминания о времени Пушкина и прежняя статья автора о Пушкине, как то о «Личности Пушкина как человека». Множество мелких замечаний о сочинениях поэта (автограф лицейской годовщины с поправками, дополнения к прежним изданиям) и особенно подробная хронологическая канва для биографии Пушкина составляют достоинство этой книги, ценной в ряду источников для изучения личности и времени Пушкина. Эти живые сведения Грота о Лицее дополняют фактические сухие данные, представляемые книгой г. Селезнева «Исторический очерк Императорского бывшего Царскосельского ныне Александровского Лицея за первое его пятидесятилетие с 1811 по 1861 год» (СПб., 1861 г.), как об общем состоянии заведения, так и о личности Пушкина (Приложения 6–7, 13–14 стр.).
В «Вестнике Европы» 1887–1888 годов помещены статьи Спасовича «Пушкин и Мицкевич у памятника Петра Великого» и «Байронизм у Пушкина и Лермонтова, из эпохи романтизма». Обе статьи интересны и отмечают влияние на Пушкина, хотя и ограничивают степень влияния Байрона. В «Северном вестнике» 1887 года г. Южаков рассматривает «Любовь и счастье в произведениях русской поэзии» (февраль, 1887 г.). Не останавливаясь на этих статьях, скажем подробнее о двух замечательных изданиях 1887 года сочинений Пушкина. Издание Общества для пособия нуждающимся литераторам и ученым, под редакцией и с объяснительными примечаниями П.О. Морозова, в 6 томах, – без сомнения, до сих пор лучшее издание по полноте, точности и удобствам при пользовании. Морозов воспользовался черновыми рукописями поэта, объяснениями и библиографическими замечаниями своих предшественников. Другое издание 1887 года, в 5 томах, сочинений Пушкина, с объяснениями их и сводом отзывов критики, – издание Льва Поливанова для семьи и школы, несмотря на неполноту, важно по прекрасным объяснениям к отдельным произведениям, составленным из критических статей о Пушкине, из биографических очерков. Об издании г. Зелинского «Русская критическая литература о произведениях А.С. Пушкина» с 1887 года мы уже говорили выше. Кое-какие недомолвки, опущения, неточности не мешают этому полезному сборнику быть справочной книгой для всякого занимающегося пушкинским вопросом.
Иной, более стройный, труд представляет работа г. Трубачева «Пушкин в русской критике, 1820–1880 гг.» (СПб.,1889 г.). Здесь определены и направления критики, и отношения ее к Пушкину. К сожалению, этот труд остановился на 1880 годе. В книге г. Пыпина «Характеристики литературных мнений от двадцатых до пятидесятых годов» (2-е исправленное изд. 1890 г.) целая глава II посвящена Пушкину, представляющая собой переработку двух статей из «Вестника Европы» 1887 года, октябрь – ноябрь. Статья написана, в противоположность предшествующим статьям автора о Пушкине, с большим увлечением и уважением к таланту Пушкина. Мы еще скажем о взгляде автора ниже по поводу статей его 90-х годов о Пушкине. С этим новым взглядом на высокое народное значение деятельности поэта г. Пыпин ввел Пушкина и в свою «Историю русской этнографии» (т. I, 1890 г., 390 стр. и др.) как представителя «великого переворота» в изучении, в изображении народности. Теперь Пыпин приблизился к характеристике Белинского, по которой вся «предыдущая литература была только приготовлением Пушкина, последующая – только исполнением программы, которая была широко намечена его деятельностью» (391). В сжатом очерке Пыпин излагает содержание пушкинских произведений, имеющих этнографическое значение.
Мы не имеем возможности останавливаться подробно на всех статьях, относящихся в Пушкину за рассматриваемое время, и потому доскажем в самых сжатых чертах ход изучения Пушкина. В «Очерках истории русской цензуры (1700–1863 гг.)» А.М. Скабичевского (СПб.,1892 г.) есть несколько замечаний о Пушкине (166 стр. и др.). Из статей 1892 года заслуживают внимания речь профессора Жданова «О драме Пушкина «Борис Годунов», Незеленова «Шесть статей о Пушкине» и г. Майкова «Сказка о рыбаке и рыбке Пушкина и ее источники» (Журнал Министерства народного просвещения 1892 г., май). В речи профессора Жданова обстоятельно рассмотрено изучение «Бориса Годунова» Пушкина и прибавлены важные указания на новые источники, помимо истории Карамзина. «В то время, – говорит автор, – когда работал Пушкин, было уже издано несколько памятников, имеющих первостепенную важность при изучении смутной эпохи: так называемый Новый Летописец, Житие царя Феодора Ивановича, составленное патриархом Иовом, Сказание Авраамия Палицына, Грамота об избрании Бориса Годунова. Много известного о времени Бориса и самозванца собрано было Щербатовым в VII томе его Истории Российской. Присматриваясь к трагедии Пушкина, мы найдем в ней следы знакомства поэта с такими известиями, которых нет у Карамзина и которые свидетельствуют об исторической начитанности автора «Бориса» (14 стр.). Книга профессора Незеленова составлена из прежних его статей, уже упомянутых нами выше, и из нескольких новых, среди которых заслуживает внимания статья о «Новых отрывках и вариантах сочинений Пушкина из рукописей Румянцевского Музея». Автор извлек новые данные о Радищеве, Борисе Годунове и других произведениях Пушкина, указав еще раз на важное значение румянцевских рукописей для будущих биографов и критиков величайшего писателя русской земли. Статья г. Майкова представляет интересный вывод об отношении поэтического творчества поэта к народной сказке, сообщенной Пушкину Далем во время их оренбургской поездки: «Поэтическое творчество поэта распространяло и развивало в новые образы почти незаметные черты своих источников, нисколько не уклоняясь от общего художественного колорита народной сказки».
В 1895 году в «Вестнике Европы» А.Н. Пыпин поместил статью о «Пушкине, его историческом значении и сверстниках», в которой остановился преимущественно на собственно литературном развитии Пушкина, оставивши в стороне рассмотренные им ранее общественные и политические взгляды. Рассматривая отношение Пушкина к его литературным предшественникам, автор совершенно основательно пользуется отзывами самого Пушкина, придавая им значение веских определений русской литературы и ее деятелей, начиная с Тредиаковского и Ломоносова. Точно так же автор пользуется сочинениями поэта как автобиографическими материалами, дополняя их трудами Анненкова, и др.
В 1896 году, во втором переработанном издании «Историко-сравнительных очерков» профессора Алексея Веселовского «Западное влияние в новой русской литературе» (М., 1896 г., 186–198 стр.) вопрос о Пушкине затронут в общих чертах со стороны его источников, влияний на поэта и со стороны его переводов. Нельзя не высказать сожаления, что знаток европейской литературы не коснулся различия в оценке источников и пособий Пушкина. А такое различие показало бы критический такт нашего поэта, его увлечения. Между тем в интересном очерке профессора Веселовского только затронуты с высоты европейской литературы усвоения русского поэта – даже в области переработки русских народных сюжетов. Факт интересный, как интересны заключения о том, что Пушкин первый из русских поэтов представлял и русскую литературу, и свою поэтическую деятельность в рамках европейской литературы, приписывая и свои оригинальные труды существовавшим и несуществовавшим европейским поэтам. Профессор Веселовский принял и существовавшие взгляды на отношение к Пушкину Байрона, из которого наш поэт усвоил не все, а только более подходившее к нему, и притом в сложных соединениях: из Беппо, Дон Жуана и Чайльд Гарольда истекает Евгений Онегин и т. д. В «Русском обозрении» 1896 года (II–XII) помещены статьи г. Черняева «Капитанская дочка» Пушкина, историко-критический этюд». Автор рассматривает всех своих предшественников, не оценивших должным образом это величайшее, по его мнению, произведение Пушкина. Полемическая цель автора помешала ему отнестись более беспристрастно и более серьезно к прекрасной исторической повести Пушкина. Автор пытался разобрать «Капитанскую дочку» во всех отношениях: сравнительно с русскими и иностранными историческими романами, с историей пугачевского бунта и пр. Кроме того, он подверг подробному анализу характеры действующих лиц с исторической и психологической сторон.
В кратких заметках о критике Пушкина мы не можем все-таки обойти молчанием упоминания о критиках Белинском, Писареве и Чернышевском в большом труде г. Волынского «Русские критики» (СПб.,1896 г.), причем заметим только, что автор является защитником Пушкина от неполных, неточных и строгих приговоров Писарева и Чернышевского.
Более интересны работы, посвященные детальному разбору отдельных произведений Пушкина, как «Этюды об А.С. Пушкине» профессора Н.В. Сумцова, выходящие выпусками с 1893 года (появилось 5 выпусков до 1897 года, в виде оттисков из «Варшавского русского филологического вестника»). Это историко-литературные комментарии к небольшим стихотворениям Пушкина, задачу которых автор определяет необходимостью «отмечать сходные черты в других пушкинских стихотворениях и следить по отношению к некоторым стихотворениям, как в душе поэта постепенно формировался, укреплялся и развивался художественный образ и как укладывались и варьировались в сознании Пушкина поэтические мотивы, заимствованные им из недр русской народной поэзии и из литератур народов иноплеменных». С точки зрения фольклора рассмотрены следующие произведения Пушкина: «Пророк» и «Путник усталый», «Редеет облаков летучая гряда», «Ненастный день потух», «Зачем крутится ветр в овраге», «Няне», «Сонет», «Кто знает край», «Казак», «Гусар», «Аршин», «Дорожные жалобы», «Чудный сон», «Стансы», «Стихи, сочиненные ночью», «Стихи о лампаде», «Мадонна», «Романс», «Поэт», «Эхо», «Шотландская песня», «К А.П. Керн», «Откуда к нам», «Что свет зари», «Осень», «Зимний вечер», «Анчар», «Соловей», «Мне бой знаком», «Татарская песня», «Подражания Корану», «Стансы», «Стихи о слезах», «Воспоминание», «Желание», «Опять я ваш», «Дар напрасный», «Красавица», «Глухой глухова», «Притча», «Стихи о рифме», «Прозаик и поэт», «О дева роза», «Жених», сказки Пушкина и дополнения к предшествующим статьям. Этюды профессора Сумцова, без сомнения, будут полезны и для биографа Пушкина, и для критики его произведений. Но общая точка зрения возможна только для исследователя, который овладеет всем литературным материалом, относящимся к Пушкину.
Тот, кто будет составлять полную библиографию отзывов о пушкинских произведениях, конечно, упомянет и о книге г. Головина «Русский роман и русское общество» (СПб.,1897 г.), также относящейся в критике Пушкина, как не упомянутая нами выше книжка г. Авдеева 1874 года под названием «Наше общество (1820–1870) в героях и героинях литературы». Г. Головин следит отражение байронизма в трех периодах развития Пушкина, с выходом его в последнем периоде на самостоятельную дорогу, причем Онегин явился развенчанным байроновским типом. Оставаясь на почве общих соображений и психологического анализа, г. Головин ставит высоко роман Пушкина, не касаясь, однако, повестей Белкина и исторических романов Пушкина.
С 1897 г. начинается ряд семейных записок и воспоминаний о Пушкине, которые освещают с новых сторон личность поэта. Едва ли это движение в изучении Пушкина не вызвано «Записками А.О. Смирновой». Такова статья г. Францевой «А.С. Пушкин в Бессарабии» (из семейных преданий, с неизданными стихотворениями, отрывками первой редакции «Цыган» и шуточным донесением генералу Инзову А.С. Пушкина. «Русское обозрение» 1897 г., январь – март). В «Русском же обозрении» 1897 года г. Черняевым разобран «Пророк Пушкина в связи с подражаниями Корану». Автор упрекает профессора Незеленова за произвольное натянутое толкование «Пророка» (написан на смерть княгини М.А. Голицыной, урожденной Суворовой, и представляет иносказательную исповедь поэта в любви к усопшей), а Анненкова за легенду о том, что «Пророк» был в кармане у поэта во время представления его императору Николаю I и оканчивался еще стихами «Возстань, возстань, пророк России!», каковые автор считает даже не принадлежащими Пушкину, что принято Стоюниным и др. Таким образом, г. Черняев возбуждает вопрос о подложных стихотворениях Пушкина.
Небольшая, но интересная брошюра В.С. Соловьева «Судьба Пушкина» (СПб.,1898 г.) касается вопросов о гении с сильной чувственностью, с постоянной борьбой между требованиями рассудка, стремлениями к высшим идеалам и увлечениями сердца, и страстей. Автор иллюстрирует несколькими стихотворениями Пушкина разновременное и противоположное отношение его к одному и тому же предмету страсти. Отсюда объясняется раздвоение между поэзией, т. е. жизнью, творчески просветленною, и жизнью действительною или практическою». И автор держится примиряющего безразличного взгляда на трагический исход судьбы Пушкина, вовлеченного своими страстями и оправданного Провидением Божьим в своих страданиях.