3

– От чего она умерла?

– Мы не знаем.

– Что? Не знаете?

– Возможно, от инфекции. В любом случае она мертва, и ее не вернуть. Суннива была хорошей женщиной. И теперь она покоится здесь, на острове. Это всё, что я могу сказать.

Из-за влажности воздух казался еще холоднее, и Бундэвик поежился.

– Пойдемте в дом, согреетесь! – предложил мужчина в фуражке.

Они подошли к дому с крыльцом – тому, что побольше, обшитому белыми вертикальными досками. Из мебели внутри было только самое необходимое. Посередине, окруженный стульями и лавками, стоял огромный стол, какой бывает в больших семьях либо там, где любят приглашать гостей. Многочисленная кухонная утварь мостилась в каждом свободном уголке и даже свисала с потолка. Пахло щелоком и табачным дымом. Тусклый свет, падавший через пару окошек, не достигал и середины комнаты. У очага грелась одна из собак, она посмотрела на гостей и зевнула.

Бундэвик растерялся.

– Садитесь, – пригласил его хозяин.

Две девочки, которых он видел ранее, играли на широком шерстяном ковре – когда-то красном, а теперь поблекшем. Одна из них держала фарфоровую куклу с печальными глазами. Неподалеку сидела молодая женщина в длинном синем фартуке, завязанном на шее, и чистила картошку – перед ней стояло целое ведро. Другая женщина, намного старше, ловкими привычными движениями проверяла, прокоптилась ли рыба, висящая над очагом. Она обернулась, взглянула на гостя и коротко кивнула в знак приветствия. На ней была свободная белая блуза, застегнутая на вороте камеей из раковины.

Из-за стола за Нильсом наблюдала третья женщина – старше первой, но моложе той, что занималась рыбой. Она возилась с тестом, и ее руки по локоть были в муке. Когда Бундэвик вошел в комнату, она перестала месить тесто, сдула с лица прядь волос и несколько натянуто улыбнулась, показав неровные зубы.

Самая старшая женщина предложила ему чашку горячего чая:

– Это согреет вас.

– Спасибо, фру, – ответил Бундэвик.