Софья Алексеевна учиняет побеги. Утром, захватив необходимый ей предмет — ночной горшок, старуха, крадучись, покидает квартиру. Первое бегство пресекла дворник Тоня. Узрев Осталову, осторожно ступающую на опухшие ноги, она приблизилась. Горбатая, дворник пришлась учительнице ниже локтей, и, поскольку глухая Софья не реагировала на оклики, Тоня зашла спереди.

— Вы куда в такую рань? Пять часов.

Недовольная препятствием коротышки, но верная своей любви к детям, старуха наклонилась:

— Девчоночка, ты почему не в гимназии?

— Вы куда идете? С горшком?! — только сейчас опознала предмет дворник.

— Ты, девчоночка, поди, еще неграмотная? А что у тебя в ранце? — потянулась к заплечной ноше Осталова.

— Да какая же я девчоночка?! Я — старший техник! Ишь, ухватилась! Пусти!

— Так себя вести — неприлично, — объявила Софья. — Я старый человек. Учительница. Всю жизнь учу. А ты — вырываешься. Ну, хорошо. У тебя там, наверное, одни двойки. Давай я тебе стихи почитаю.

— Да ты, голубушка, придурошная. Из третьего номера, кажись. Идем-ка, — ухватилась за рукав кофты дворник.

— Да разве можно так? Невоспитанная! — возмущенно выдернула руку Софья. — Ты скажи: «Мне надо по-мауому». Ну, скорей! — Осталова раскрыла емкость и протянула Тоне.

— Ну, что ты будешь делать?! Нет! Нет! — закричала дворник.

— Что — нет? — расслышала учительница. — Стесняешься? Вот дурочка. Ты же — маленькая. Ребенок. Ну уадно. Идем наверх, я тебя пущу в уборную.

Они вошли в парадную. По дороге Осталова объясняла, как пройти в Воронеж, — руководство, данное ей Димой.

— Вначале — по нашей улице. Потом — налево, переууком, вдоль озера и — Воронеж.

— Хорошо, хорошо! — громко соглашалась горбунья.