В Лондон Маркин и Грот везли в багаже буханку черного хлеба, палку докторской колбасы и два комплекта мемуаров Варфоломея Плёвого, купленных за бесценок на книжном развале. Собранные гостинцы и книжки должны были напомнить беглому олигарху о вкусе и запахе родины, о том, что двухтомной пуповиной он накрепко связан с её просторами.

Поверх других вещей в их общем чемодане стеснялась дюжина фотографий, брошенных в спешке и составлявших то самое портфолио, без которого ни один спонсор не начнёт тратить деньги на раскрутку чужого протеже. На черно-белых снимках Иосиф был проявлен в образе диковинных зверей, определить которых по виду смог бы только ребёнок. Главной же своей приманкой Маркин считал сценарий пятиминутного новаторского клипа под рабочим названием «Писающий мальчик».

Грот до последнего противился сумасбродной идее, посетившей Иосифа в день, когда у гостиницы ему посчастливилось увидеть живьём Жириновского.

– Это я рискую, и рискую, между прочим, самым дорогим, что у меня есть, – возмущался артист, выслушивая целомудренные аргументы друга.

– Может, всё-таки погодил бы рисковать, – пыталась образумить «своего Маркина» импульсивная и, в отличие от Лёшки, склонная к авантюрам Виктория.

– Зря, зря летим. Бабки впустую палим, – кудахтал продюсер весь путь до Хитроу.

Строгие английские пограничники, виды города на Темзе-реке, непривычная, сбивающая с толку изнаночная транспортная суета чужой столицы, на время отвлекли скептические мысли Алексея о хвалёном альтруизме бывших соотечественников. О напрасных хлопотах он вновь стал думать, когда искателей спонсорской помощи надолго оставили одних в переговорной комнате лондонского офиса Варфоломея Плёвого. Сопровождавший их из аэропорта клерк показал место, куда допускалось скинуть багаж, и удалился, буркнув на прощание: «Wait»4.

– Не даст бабок, не даст… – беспрестанно нудил Грот, елозил на гладком кожаном диване и периодически прикладывался к виски, початая бутылка которого, то ли специально, то ли по ошибке, была оставлена хозяевами среди напитков на небольшом столике у окна.

Алексей приметил бар ещё с порога, и как только руки его освободились от поклажи, двинулся к нему, осмотрел этикетку с надписью «Jack Daniel’s», а затем выбрал себе стакан, проверив каждый на свету.

– Чистые. Будешь? – спросил он Иосифа, приподняв бутылку с пламенеющим в ней напитком.

– Поменьше хозяйничай. Не дома.

– Да ладно. Не обеднеют, – пропустил замечание мимо ушей Грот и устроился со стаканом в углу дивана.

Иосиф кинул на друга мимолётный взгляд, но заострять ситуацию не стал. Сам он несколько раз просил у секретарши кофе и пил его не спеша, едва касаясь губами края миниатюрной белой чашечки. Шикарная манера употребления напитка была взята им у маститых киношных коллег, воплощавших на экране роли симпатяг-суперагентов и мечтательных влюблённых. Разместившись в мягком кресле, Маркин с серьёзным видом листал второй том «Плёвого дела» и изредка посматривал в сторону друга, уже третий раз освежавшего содержимое широченного стакана.

– Кончай бухать, – наконец гаркнул он. – Не рассчитаешься потом.

– Да я чуть-чуть, чтобы мандраж снять, – оправдался Лёшка и снова запричитал:

– Напрасно мы приехали.

Варфоломей Плёвый ворвался в переговорную комнату с шумом, чем напомнил Иосифу сэра Го, который тоже появлялся всегда стремительно, ошеломляя внезапностью и обилием собственного присутствия.