Грот бегал по редакциям телевизионных каналов, ресторанам, начавшим появляться в городе казино и ночным клубам, и в один прекрасный момент заметил странную вещь: рост площадок совсем не облегчал вопрос с трудоустройством его подопечного.

Маркин переставал идти нарасхват. Заартачились менеджеры, продюсеры расплодившихся заведений; всем им в одночасье приспичило требовать новых неожиданных творческих решений, необъяснимой остроты. В искромётных, сто раз опробованных на зрителе сценках и забавных репризах им вдруг стало не хватать перца, «эмоционального шока», куража и ещё неизвестно чего.

«Мы лучше Ирку запустим на сцену, чем твоего гениального Маркина, – заявили даже в «Кеше», когда Лёсик намекнул о повышении гонорара. – Эта сучка нам одними своими ляжками кассу сделает без проблем. А Маркину своему передай, что незаменимых нет. Пусть не вякает, если ещё хочет с нами работать».

– Черт возьми, Ёся, они правы! – кипятился Грот, объясняя Иосифу метаморфозы, происходящие в шоу-бизнесе, и причины участившихся провалов. – Ты видишь, какие тёлки выросли? Они на своих длинных ногах на завод к станку побегут? Им сцену подавай, софиты, пюпитры, прожектора. Посмотри, кого показывают по ящику. Люди башляют за своих тёлок, черт-те что делают, чтобы их раскрутить.

Маркин, как это бывало с ним и раньше, вновь захандрил. Он опять начал скулить и обманывать себя в том, что сделанное им однажды отступление от главной идеи – было лишь мелкой уступкой обстоятельствам, хитрым тактическим ходом, который помог пережить смутные годы. Однажды он заговорил о том, что ему, изголодавшемуся по театру, по настоящей актёрской работе ничто не помешает бросить «всю эту мерзость», чтобы на вожделенных подмостках развернуться во всю ширь собственного таланта и оправдать себя.

Гроту и Вике, которая после памятного выезда друзей на виллу к Стопудову задержалась в весёлой квартире, было жалко смотреть на Иосифа. Он выглядел несчастным, потерянным.

Маркина посетил настоящий творческий кризис, которого не переживал в своей жизни только самый плохой артист. Казалось, что рушится всё, и спасти уже ничего не удастся. Крах проявлялся повсюду, на каждом шагу. Перед самым носом, как горячие пирожки, разбирались типажи, которые Иосиф долго и внимательно присматривал для себя. Идея только возникала, ещё только формировался подход к ней, а, оказывалось, что кто-то другой умыкал её и в сыром виде тащил на свет божий. В телевизоре появлялись бабки в платках, грудастые тётки в сверкающих кокошниках, гастарбайтеры-неформалы, тупые ковбои и прапорщики…

– Бедный Йорик, – сокрушалась Вика, глядя на понурую голову Иосифа, и без напоминаний бегала для своего кумира за пивом и сигаретами.

Не унывал лишь Лёшка Грот. Он умудрялся регулярно приносить контракты на три-четыре выступления в месяц.

Однажды, каким-то невероятным образом ему посчастливилось зацепить ночной клуб, чей хозяин пожелал раскрутиться на имени Маркина.

– Нужен твой любимый креатив, – с наигранной печалью в голосе сообщил Алексей. – Приветствуются вампиры, Геенна огненная, Содом и Гоморра. Аленький цветочек просили не предлагать. У них – специфика.

– Какая ты умничка, – прыгнула на шею Лёсику Вика. – Обожаю ночные клубы. Зажигать! Зажигать! Зажигать! – радовалась она и целовала удачливого продюсера то в ухо, то в щеку.

Перспектива выставлять себя в виде вурдалака или, того хуже, – «педрилки», обрадовала Иосифа меньше, чем Викторию возможность тусоваться на полную катушку в самых крутых местах города. Вялая реакция друга на многообещающий контракт не понравилась Алексею.

– Викуля, ты глянь на его рожу. Смотрит, как будто я его в гарем продаю. Его не волнует, что скоро нас ирки трусами закидают. А он из себя всё Чацкого корчит.

Грот аккуратно отстранился от восторженной союзницы и вплотную приблизился к Маркину.

– Глобальная революция с сексуальным уклоном, дятел! Новые грани свободы! Каждый творит, как хочет, и, что хочет, то и творит.

– Мне не нужна такая свобода! – огрызнулся Иосиф. – Я во всём должен видеть духовность. Это ты готов продать меня за тридцать серебряников первому встречному.

Грот вопросительно посмотрел на Вику.

– Я не могу говорить с этим святым человеком. Ты хоть на него повлияй.

– Не ругайтесь, мальчики. Разберёмся. В этом деле самое важное – не сбиться на чечётку.