Нечто подобное испытал еще раньше, лет 30 или 40 тому назад. При частых посещениях Ленинграда (после смены «фамилии» города побывать в нем не довелось) много раз прогуливался по Университетской набережной Невы до Горного института мимо внушительного здания Академии художеств. На фоне многочисленных архитектурных достопримечательностей второй столицы трудно было выделить это замечательное творение русских зодчих. При всем желании собственных эмоций на все встреченные шедевры мира явно не хватит. Вспомните, читатель, надолго ли вам удавалось сохранить терпение, когда вы проходили по залам Третьяковки? Впереди по маршруту, и это вы знаете, много великих художников, но голова уже гудит, интерес к раритетам теряется, начинаешь думать не столько о встрече с прекрасным, сколько о том, как быстрее добраться к выходу на улицу. Так и мне в сутолоке дел, в перманентной спешке все было недосуг остановиться, а еще лучше – побывать внутри редкостного по архитектуре здания. Если бы знать, что и этот шедевр связан с именем твоего земляка из XVIII столетия Кокоринова!

Кто же он был, человек и зодчий, о котором немало сказано в томах БСЭ, каковы его сибирские и тобольские корни? Почти два столетия считалось, что глава семьи Филипп Григорьевич Кокоринов, в молодости – простой солдат, служил архитектором на сибирских заводах Демидовых. В частности, об этом событии свидетельствовала авторитетная энциклопедия Ефрона и Брокгауза (Санкт-Петербург, 1895, т. ХV-А, с. 629). Сравнительно недавно, в 20-х годах минувшего века, отыскалась автобиография, написанная будущим архитектором. Из нее следовало, что А. Кокоринов родился в семье управляющего тобольской комиссией раскольнических дел. На этой должности Кокоринов-старший работал много лет. Таким образом, принадлежность его к неведомым сибирским заводам и специальности архитектора не подтверждается. Первоначальное образование Александр Кокоринов получил в семье.

В жизни молодых людей их дальнейшая судьба нередко определяется случайными встречами с более опытными и мудрыми наставниками. Так случилось и с Александром Кокориновым. Во времена правления императрицы Анны Ивановны в Тобольск был сослан архитектор Иван Бланк, обвиненный в причастности к кружку опального А.П. Волынского и к делу о его государственной измене. Сблизившись с семьей Кокориновых, Бланк обратил внимание на способности Александра как рисовальщика. В 1742 году И.Я. Бланк получил разрешение на поселение в Москве. При согласии отца он взял Кокоринова-младшего с собой с намерением обучить его архитектурному искусству. Александру Кокоринову шел всего шестнадцатый год ...

После кончины И.Я. Бланка в 1745 году Кокоринов перешел на обучение сначала к Д.В. Ухтомскому, который назначил его своим помощником, а затем к И.В. Коробову. В истории отечественного градостроения оба считаются крупнейшими архитекторами. Коробову, в частности, принадлежит проект Адмиралтейства в Петербурге, он весьма ценил Кокоринова. К 1749 году относятся первые самостоятельные творения молодого архитектора. Он восстанавливает стены московского Кремля, обустраивает по высочайшему указу несколько комнат во дворце, размещенном в селе Братовщине. Кроме того, известна его постройка гостиного двора в Макарьевском монастыре под Нижним Новгородом. Удачное решение интерьера дворца и сооружение гостиного двора способствуют быстрой карьере, государственные вельможи начинают считать его большим мастером. Покровителями молодого архитектора становятся всемогущий И.И. Шувалов – камер-юнкер и фаворит императрицы Елизаветы, и не менее влиятельный гетман К.Г. Разумовский.

В 1752 году Кирилл Разумовский задумал строительство роскошной резиденции в селе Петровском неподалеку от Москвы по дороге в Петербург на месте нынешней Тимирязевской академии. По свидетельству современников, резиденция Разумовского представляла собой не столько загородную дачу, сколько городок с дворцом, церковью, конным двором и манежем, обширным парком и прудом, многими вспомогательными постройками. Разочаровавшись в итальянских архитекторах, Разумовский нарадоваться не мог на свое новое приобретение – русского мастера, о котором он говорил, что «ведал в нем прок». Более всего гетману импонировала творческая гибкость и способность Кокоринова на лету схватывать пожелания заказчика. Выслушав очередное из них, Кокоринов тут же рисовал эскиз и немедленно получал согласие властителя Украины. Гетмановской резиденцией восхищалась не только Москва, но и приезжие, включая иностранцев. Постройка усадьбы совпала по времени с периодом пересмотра архитектурных стилей. Уходили в прошлое каноны устаревшего барокко, нарождался новый – ранний классицизм. А.Ф. Кокоринов по праву считается одним из зачинателей в России этого направления архитектурного творчества.

Самые восторженные отзывы о Петровском ансамбле в первую очередь относились к дворцу. Его одноэтажное здание с откинутыми назад крыльями и центральной аркой (илл. 311) производили неизгладимое впечатление.

К нашему времени дворец оказался утраченным. Сначала арку взорвали французы в войне 1812 года. Почему-то оккупантам, включая псевдо-цивилизованных французов, в обязательном порядке надо что-то взорвать. Все это происходило на фоне повального антипатриотического увлечения русского дворянства французской речью. С другой стороны, Париж совершенно не пострадал от присутствия в нем русской армии, изгнавшей Наполеона. А если бы пострадал, то обвинение русских в варварстве последовало бы незамедлительно. Так или иначе, но варварство французов в Петровском, не представлявшем в военном отношении какого-либо значения, стало явным.

Имение запустело. В середине XIX столетия на месте бывшего дворца построили новое здание по проекту Н.Л. Бенуа. Теперь оно – главный административный корпус академии. Вновь, как и во времена Разумовского, сооружение стало доминантой архитектурного ансамбля. А вот четырехугольник двухэтажного конного двора с башенками по углам (илл. 312) и круглыми окнами у оснований шатров на вершинах башен сохранился почти в первозданном виде. Как говорят, по первоначальному замыслу Кокоринова шатры имели более сложную форму. От круглых окон поднимался цилиндр, увенчанный легким фонариком из тонких колонок (илл. 313). В середине XIX века обветшавшие детали сломали, а вместо них установили простенькие шатры.

Не меньший интерес зрителей вызывали архитектурные особенности манежа (илл. 314). Здесь уже воочию виден характерный для Кокоринова архитектурный почерк, позволяющий находить его творения там, где авторская принадлежность находится под вопросом. А таких сомнений, применительно к Кокоринову, было более чем достаточно. До недавнего времени, например, велись споры по дворцу того же Разумовского на Мойке в Петербурге рядом с Невским проспектом, дома Чернышева и Шувалова – позже здание Министерства финансов, или загородный «увеселительный» дворец в Ориенбауме... Перечень же бесспорных сооружений достаточно велик. Среди них Гостиный двор на Невском, дворец Г. Демидова, и, наконец, венец архитектурного творчества А.Ф. Кокоринова – здание Академии художеств (илл. 315).

Как у всякого талантливого человека, у Кокоринова было немало завистников и недоброжелателей. В течение десятилетий, включая и те, что прошли после кончины архитектора, его враги с завидным упорством создавали образ зодчего средней руки. Но когда речь шла об Академии художеств, мнение всех было единым: это работа гения. На портрете, помещенном выше, художник изобразил не только Кокоринова, но и чертеж-план здания Академии, лежащий на столе, подчеркивая этой деталью картины значимость главного достижения зодчего. Необычен план здания, задуманный архитектором в виде квадрата (илл. 316). В центре его предусмотрен круг, выполняющий роль внутреннего двора. К нему с четырех сторон ведут проходы. Архитектура фасадов величественного здания выдержана в формах раннего классицизма и с очень привлекательной архитектоникой. Фасады освобождены от обилия украшений, присущих барокко. Здесь уместно вспомнить выдающуюся роль И.И. Шувалова, который, веря в творческий гений своего любимца, поручил Кокоринову проектирование здания Академии. Более того, с самого начала работ по возведению здания Шувалов не видел другой кандидатуры на руководство Академией. Исследователь творчества А.Ф. Кокоринова И.Э. Грабарь в следующих словах характеризовал его постройки, в первую очередь, здание Академии: «Его архитектура принадлежит к самым отрадным и ярким явлениям великого русского искусства, а его роль в становлении и развитии русского раннего классицизма должна быть безоговорочно признана основополагающей и решающей».

До поры до времени служебная карьера А.Ф. Кокоринова складывалась удачно, особенно после переезда в столицу в 1753 году. Указом Елизаветы от 13 октября 1758 года ему присваивается звание архитектора. Тогда же его назначают инспектором, а в 1761 году – директором Академии. С 1769 года после избрания он становится ее ректором. На этой должности Кокоринов работает до конца своих дней. Как профессор он ведет преподавательскую деятельность, читает лекции студентам по искусству архитектуры. Среди его учеников наиболее выдающимся выпускником стал В.И. Баженов, известный, прежде всего, по бриллианту архитектуры – дому П.Е. Пашкова на одном из холмов Москвы на перекрестке Моховой улицы и Знаменки. Тот самый дом, который в наше время стал одним из корпусов главной библиотеки России. Баженов до конца жизни остался верным учеником своего учителя, восхищался его талантом, а свою альма-матер, Академию художеств, непременно считал лучшим в мире зданием, предназначенным для учебно-художественных целей. К заслугам Кокоринова принадлежит привлечение к преподавательской работе авторитетных русских художников. Устроилась и личная жизнь. Итогом тесного знакомства с семьей Демидовых стала женитьба А.Ф. Кокоринова в 1860 году на старшей дочери Г. Демидова.

После воцарения Екатерины II (1763) президент Академии художеств И.И. Шувалов оказался в опале. Его вынужденный отъезд за границу, как «отпуск по болезни», сказался на общественном положении Кокоринова. Воспряли духом недоброжелатели, недовольные твердыми распорядками ректора в учебном и хозяйственном процессе и попытками Кокоринова привлечь в состав учащихся талантливых представителей из народа вне их зависимости от принадлежности к тем или иным сословиям. Новый президент Академии И.И. Бецкий, мнительный и подозрительный, не только не препятствовал росту интриг вокруг ректора, но и всячески разжигал их, поощряя кляузников. Как и в наши времена, когда появляется необходимость «утопить» руководителя, создали несколько комиссий для проверки хозяйственного положения Академии. Ревизоры ничего предосудительного не нашли. Оскорбленный недоверием, сломленный неприятностями перманентных проверок и обиженный недооценкой властями сделанного им для России, заслуженный, но издерганный художник занемог, как тогда говорили, «водяной болезнью». Он скончался 10 марта 1772 года совсем молодым – на 46 году жизни. Исповедовался в Симеоновской церкви и погребен на старейшем в Санкт-Петербурге Сампсониевском кладбище на Выборгской стороне.

Почти полтора столетия существовала легенда, рожденная в умах тех, кто способствовал раннему уходу из жизни талантливого архитектора. Она гласила, что затравленный и измотанный ревизионными проверками Кокоринов в угнетенном душевном состоянии стал худеть, задумываться, заговариваться и в припадке меланхолии, якобы, повесился на чердаке своего дома. Эту версию гибели художника озвучила и упомянутая выше энциклопедия Ефрона и Брокгауза. На самом деле, давно найдены документы, свидетельствующие о прохождении умирающим архитектором исповедания в упомянутой церкви Симеона и опровергающие на редкость живучее предание.