ЗАИМКА КОЛМАКОВЫХ

В середине 60-х годов минувшего столетия мне довелось случайно приобрести в букинистическом магазине Тюмени книгу Д. Кеннана «Сибирь и ссылка», изданную в Санкт-Петербурге в 1906 году. При чтении книги, значительная часть которой отведена нашему краю и, в частности, Тюмени конца XIX века, меня немало удивило описание Кеннаном заимки братьев Колмаковых под Заводоуковском. Да и сам автор книги не скрывал своего изумления, встретив в сибирской глуши цивилизованное и столь обстоятельно выстроенное промышленное селение. Невозможно удержаться, чтобы не процитировать Кеннана:

«Отъехав с сотню верст от Тюмени, как раз за деревней Заводоуковской, мы под вечер сделали привал на два часа в имении богатого заводчика Колмакова, к которому у меня было рекомендательное письмо. Я очень удивился, найдя в этом глухом уголке столько удобств, вкуса и роскоши. Дом был бревенчатый, всего в два этажа, но большой и очень удобно обставленный. Окна выходили на искусственное озеро и чудеснейший сад с подстриженными изгородями, извилистыми дорожками, обсаженными кустами крыжовника, смородины и цветами. На конце сада находилась большая теплица, полная гераней, кактусов, апельсинных и лимонных деревьев и всевозможных сортов тропических растений. Тут же вблизи – большой парник, где зрели огурцы и дыни. Посреди сада стояло четырехугольное здание футов 60 длины и 40 – 50 ширины, почти сплошь застекленное и с земляным полом, служившее, по словам Колмакова, чем-то вроде зимнего сада и приютом в холодную и ветреную погоду. В этом миниатюрном хрустальном дворце приютилась целая роща пальм и бананов, среди которых бежали извилистые дорожки, окаймленные цветочными клумбами. Там и сям в зелени виднелись удобные садовые кресла и скамейки. Деревья, цветы и кустарники росли не из кадок, а прямо из грунта. Получалось такое впечатление, как будто уголок тропического сада покрыт стеклом. «Кто бы подумал, – сказал мистер Фрост, усаживаясь в плетеное кресло, что мы в Сибири будем сидеть в тени пальм и банана?».

Прочитав такие восторженные строки, невольно задаешься вопросом: а что сохранилось к нашему времени? Еще труднее усидеть в городе и не отправиться на место бывшей заимки. Намерение побывать в Заводоуковске удалось реализовать не сразу, а только когда у меня появилось собственное средство передвижения, сначала «Москвич», а потом «Жигули». Были и другие поводы для посещения этого интереснейшего в историческом отношении города. В частности, неоднократно пришлось совершать поездки для выяснения сведений о планерном заводе и его директоре А.С. Москалеве, работавшем в Заводоуковске в годы войны с Германией. Немало времени было потрачено и на поиски материалов о школе военных лётчиков, также связанной в своей работе с военным временем. Запомнилась одна из встреч с местным знатоком истории города Сергеем Павловичем Захаровым в июле 1991 года. От него удалось узнать много интересного о заимке братьев Колмаковых. Но об этой поездке расскажу несколько позже, а пока стоит кратко вспомнить о династиях Колмаковых, их заслугах перед сибиряками.

Я не ставлю перед собой задачу дотошным образом выяснить все тонкости генеалогического ряда рода Колмаковых. Решение ее – дело непростое, здесь необходимы специальные исследования, далеко выходящие за рамки содержания книги. Многочисленная семья Колмаковых настолько разрослась, что можно говорить лишь о ее отдельных ветвях в Заводоуковске и Тюмени, в Тобольске и Бийске, Омске, Барнауле и в других местах. По некоторым сведениям Колмаковы пришли в Западную Сибирь из уральских скитов под Невьянском. Первые упоминания фамилии Колмаковых относятся ко второй половине и концу XVIII столетия. Тюменский купец Колмаков Данило Егорович (род. в 1755) имел семерых детей: Аграфену (1777), Петра (1779), Михаила (1783), Герасима (1787), Ефима (1789), Козьму (1790) и Наталью (1792). С них и пошел по Сибири род Колмаковых. Наиболее богатым среди Колмаковых считался тюменец Антон Васильевич. Двухэтажный деревянный дом, когда-то ему принадлежавший, сохранился в Тюмени по улице 25 лет Октября (Ильинской) на крутом берегу Туры. Он до сих пор служит украшением улицы. Остатки былой роскоши интерьера здания и чугунные литые стойки парадного крылечка, который своими ступеньками смотрит на Туру, ненавязчиво напоминают нам вкусы и архитектурные пристрастия минувших поколений. А.В. Колмаков владел собственным пароходством и вел торговые дела с Монголией, Китаем и даже Северо-Американскими Соединенными Штатами. После его кончины в 1912 году его капитал перешел к вдове и четырем внукам и оценивался в 4,5 миллиона рублей.

Заводоуковское торгово-промышленное товарищество «Братья Колмаковы» ведет свое начало с 1844 года, когда два брата-старообрядца Степан и Григорий устроили мукомольную мельницу и салотопенное заведение возле своей заимки и раскольнического скита в сосновом бору на реке Ук недалеко от села Уковский завод Ялуторовского округа. В полуверсте от заимки располагалось село Звездочетово (Глазуново). Под заимкой в Сибири обычно понимают однодворное поселение с земельным участком вдали от освоенных территорий, занятое на правах первого владения. А скит – это келья или общежитие, построенное отшельниками в отдалении от православных монастырей. Главное сооружение скита – молельный дом. Как вспоминают современники, молельня у Колмаковых имела много ценных старинных икон, сохранившихся со времен церковного раскола. Раскольники, или старообрядцы, или двоеданцы, или кержаки, а можно было бы их назвать и русскими протестантами, не признавали церковные обряды с их роскошью и пышностью. Не было у них и назначенных служителей церкви. Их избирали на сходе демократическим путем из числа наиболее авторитетных, умудренных опытом жизни и уважаемых жителей.

Гонения официальной церкви оказали на раскольников заметное влияние. Это были гордые, независимые, работящие и предприимчивые люди. Рассказывают, что Степан Колмаков, высокий, крепкого сложения старец с седой бородой, имел среди старообрядцев непререкаемый авторитет, с презрением относился к «никоновцам», не подавал им руки. Носил длинный черный кафтан. На содержание разросшегося скита и молельни уходили немалые деньги. С этой потребности и началась предпринимательская деятельность отшельников. Сначала братья работали в паре, а после гибели Григория в пожаре Степан Колмаков стал полновластным хозяином заимки. Среди раскольников всегда ценилась грамотность, благодаря которой от поколения к поколению удавалось передавать содержание молитв, историю раскола, а также сохранять в целости и сохранности старинные церковные книги. При выборах священнослужителя, кроме всего прочего, учитывались умения читать и писать. Вот почему трех своих сыновей (Кирьяк, Фома и Арсений) С.Колмаков не оставил без образования. Старший из них, Кирьяк Степанович, окончил Сельскохозяйственную академию в Москве, имел звание ученого агронома, был председателем Ялуторовского отдела Московского общества сельского хозяйства (илл. 286). С 1895 года он избирается попечителем сельской народной школы в поселке Уковский Завод. В ней, с его помощью и при содействии помещика П.В. Иванова из имения Благодатное близ Падуна, создается учебный сельскохозяйственный музей под руководством учителя Г.И. Назарова, бывшего агрономического смотрителя Пермского земства. На сельскохозяйственной выставке в Кургане в 1895 году школа, музей и учитель были отмечены поощрительным призом за первый в губернии и удачный опыт приобщения учеников и местного населения – крестьян к сельскохозяйственным знаниям.

Сыновья не только продолжили начинания отца, но и существенно приумножили размеры своей предпринимательской деятельности. В сферу их влияния вошли Тюмень и Тобольск, Тара и Омск, Ишим, Ялуторовск и Мокроусово. В Тюмени они имели собственный кирпичный двухэтажный дом (илл. 287) на углу улиц Царской (Республики) и Голицынской (Первомайской) рядом с Торговой (Центральной) площадью. Здание сохранилось до нашего времени, в нем размещается поликлиника. Первый этаж дома арендовала фирма Колокольниковых, а на втором размещалась главная контора товарищества. Младший из братьев Арсений постоянно проживал в Тюмени, полностью переключившись на торговые операции. Он входил в состав Тюменской городской Думы и, наряду с городничим А.И. Текутьевым, был одним из инициаторов письма в Правительство с обоснованием необходимости проведения железной дороги от Тюмени на Омск. Другой Колмаков, Кирьяк, ездил в 1909 году в Санкт-Петербург и, пользуясь своими связями, пробил-таки именно этот вариант, похоронив другие: через Ирбит и Шадринск.

Колмаковы владели пакгаузами в Тюмени и пароходами для перевозки грузов и товаров собственного производства по Иртышу, Тоболу и Туре. Кирьяк и Фома, как и сын Григория Колмакова Федот Григорьевич, постоянно проживали в заимке. Вместе с Кирьяком Степановичем он входил в руководство и в состав пожизненных членов Ялуторовского отдела Московского общества сельского хозяйства. Перечень продукции был впечатляющим. Колмаковы поставляли зерно и крупчатку, патоку, пряники и кренделя, свечи, сало и топленое масло, мыло, деготь и др. (илл. 288). Все это делалось в цехах фабричного поселка, один внешний вид которого вызывал удивление посетителей (илл. 289). Так, в 16-м томе энциклопедии «Россия. Полное географическое описание нашего Отечества. Западная Сибирь», изданном в 1907 году, дается подробное описание фабрики. Крупчатая вальцовая мукомольная мельница в шесть этажей названа огромной (илл. 290). Глядя на это действительно грандиозное сооружение, диву даешься, каким образом смелым строителям удалось предотвратить развал бревенчатой конструкции под действием невообразимо огромного собственного веса деревянной громадины. На первом нижнем этаже находилось управление шлюзами, на втором – жернова и транспортер, третий и последующий этажи были отданы под сортировку. Ручные работы по перемещению зерна и муки исключались полностью. Мельница простояла до весны 1947 года и была разрушена ледоходом и половодьем не из-за своего износа, а по недосмотру нерадивых служителей, забывших вовремя открыть шлюз и спустить излишки воды. В 1941–1945 годах паровое хозяйство мельницы, в состав которой входил мощный котел системы «Братья Бромлей», трансмиссии, шкивы и турбины исправно служили в качестве энергоцентра авиационного планерного завода А.С. Москалева.

Оснащение мукомольного процесса отличалось техническими новшествами, о которых мне не приходилось слышать, если сравнивать их с подобными нововведениями в других аналогичных мельницах того же времени. Судите сами. На мельнице имелись шелковые и металлические сита, вентиляционные самовейки и ветровой шкаф, самотрясы, щеточные машины, аппараты для перемешивания и другие приспособления. Кроме мельницы, стоящей над плотиной пруда, на фабрике имелись мыловаренное и пряничное заведения, кирпичное здание общественной столовой (илл. 291), больница с фельдшером и аптека. В 1896 году на Всероссийской выставке в Нижнем Новгороде продукция салотопенного завода получила бронзовую медаль. На территории поселка были сооружены кирпичные склады, сохранившиеся доныне (илл. 292), двухэтажный каменный дом, выстроенный братьями для своей матери. Сейчас в нем размещаются несколько семей (илл. 293). Как мне рассказывал С.П. Захаров, он вынашивал идею переноса местного краеведческого музея в это старинное здание. К сожалению, кроме трудностей с переселением жильцов, существовало опасение, что музей, если его разместить в доме, расположенном вдали от центра города, будет испытывать дефицит посетителей. Внушительное двухэтажное бревенчатое здание, в котором проживали братья Колмаковы (илл. 294), упомянутое Д. Кеннаном в своей книге, в советские годы служило просвещению. В нем размещалась школа, и улица, на которой она стояла, получила название Школьной. К этому времени все близлежащие поселки, включая бывшую заимку, вошли в границы Заводоуковска.

По воспоминаниям старожилов, сыновья, в отличие от отца, высокой нравственностью не отличались.

Можно привести для подтверждения сказанного такой случай. В 1909 году в Заводоуковск после окончания Лесной академии в Санкт-Петербурге приехал лесничий Янковский – основатель образцового лесного хозяйства в Заводоуковской лесной даче, образованный и авторитетный специалист. Он построил в 1910–1915 годах в сосновом бору недалеко от вокзала лесничество – двухэтажное деревянное здание (илл. 295). Особняк после гражданской войны приспособили под туберкулезный санаторий. Строгий лесничий не раз конфликтовал с Колмаковыми как из-за недозволенных порубок леса, так и после лесных пирушек заводчиков с приезжими дамами. По слухам, Янковский погиб в предреволюционные годы вскоре после ссоры с одним из Колмаковых. Его нашли застреленным в сосновой роще.

По другим сведениям, он работал по лесному делу в Заводоуковске до конца 1920-х годов. В годы гражданской войны судьба братьев Колмаковых сложилась печально. Арсений погиб в 1918 году, похоронен в заимке. Фому расстреляли в 1921-ом. Следы Кирьяка затерялись... При национализации имущества Колмаковых из жилого дома вывезли шесть телег со старинными иконами и книгами. Их местонахождение неизвестно. В березовой роще близ заимки находится место погребения Колмаковых. Мраморные памятники и плиты с могил сняли в 1925 – 27 годах для нужд Заводопетровского стекольного завода.

А теперь я возвращаюсь к моей встрече в 1991 году с неоднократно упоминавшимся в тексте С.П. Захаровым. Он предложил экскурсию по колмаковским местам. Сначала мы осмотрели парк. Судьба его незавидная. После гражданской войны на территории заимки организовали совхоз. Помещения бывшей фабрики заняли механическим цехом, электростанцией, кузницей и пожарной. Затем заимку передали зерносовхозу села Новая Заимка. Частая смена владельцев способствовала бесхозяйственности, безразличию к богатейшему уголку природы. Парк – памятник сибирской садово-парковой архитектуры XIX столетия, стал медленно умирать. Оранжерея – хрустальный дворец с экзотическими заморскими растениями, погиб в гражданскую войну. Еще в конце сороковых годов лесной массив парка сохранялся в первозданном виде, несмотря на незаконные порубки сосен в военные годы. Здесь росли кедры и липы, сосны и ели, березы и ясень, тополя и черемуха. Из центра парка к периферии расходились тенистые аллеи. Искусственный пруд площадью в половину гектара соединялся протокой и истоком с рекой Ук. Вода постоянно обновлялась, не застаиваясь. В довоенные годы, когда заимка принадлежала Падунскому спиртзаводу, ухоженный парк и пруд были любимым местом отдыха жителей Заводоуковска. Звучал духовой оркестр, на хорошо освещенном пруду катались на лодках. Зимой на льду работал каток. В лесном массиве росли необычные для местных условий трава и цветы, их аромат доносился до посетителей еще на подходах к парку. Решением Тюменского облисполкома еще в 1968 году парк отнесли к охраняемому ботаническому объекту. К сожалению, многое с тех пор утрачено. Высох и зарос болотной растительностью пруд, просела и местами размыта дамба, по замкнутому кольцу ограждавшая границы пруда. Ничего не осталось от мельницы и плотины, питавшей пруд проточной водой. В русле реки торчат только сваи бывшей плотины. Парк и сейчас еще производит солидное впечатление, но грусть о его былом величии оставила в душе тяжесть, до сих пор меня не покидающую. Поблагодарив единственного хранителя парка и отведав у гостеприимного хозяина Захарова шанежек с чаем, мы с моим спутником В. Ефремовым покинули Заводоуковск.

Говорить о возрождении парка с оранжереей, плотины и пруда в наше тревожное время – дело безнадежное. Городу Заводоуковску такие затраты не под силу, а других заинтересованных организаций или богатых предпринимателей не отыщешь. И все же сохраняется, возможно, наивная, надежда, что в будущем, хотелось бы – недалеком, благодарные потомки-сибиряки найдут силы и финансы для восстановления былого величия заимки Колмаковых.

ЩЕРБАКОВ – ПОТОМСТВЕННЫЙ ПОЧЕТНЫЙ ГРАЖДАНИН

Начиная с 1970-х годов мне довольно часто приходилось бывать в соседнем Тугулыме. Там в книжном магазине всегда можно было приобрести краеведческую литературу, в те годы щедро издаваемую в уральских издательствах. В Тюмени такие книги появлялись редко. Как-то раз, в очередную поездку, я решил посетить в этом районном центре Свердловской области местный краеведческий музей. Тогда он размещался в комнатах Дворца культуры. Меня радушно принял его организатор и заведующий Р.И. Мичуров. По его рассказам возле стендов и экспонатов музея, в течение которого забывают о времени и посетитель и экскурсовод, я понял, с каким страстным краеведом, патриотом своего района и увлеченным человеком я имею дело. Мы не только познакомились, но и подружились настолько, что много лет переписывались друг с другом, обменивались материалами и мнениями, мечтали о совместной экспедиции по непростому поиску старинного обелиска на бывшей границе Пермской и Тобольской губерний. О значимости этого обелиска для сибирской истории мне уже приходилось говорить в разделе о посещении нашего края А. Гумбольдтом. Не однажды Мичуров бывал в Тюмени, посещал Музей истории науки и техники Зауралья при индустриальном институте.

Каждое свое посещение районного центра я обязательно совмещал со встречей с Романом Ивановичем. Он неоднократно приглашал меня на местные праздники: открытие картинной сельской галереи, празднование 300-летия Тугулыма, торжества в деревне Гилево – родине генерала армии И.И. Федюнинского. Незадолго до одной из поездок в Тугулым мне довелось побывать в селе Заводоуспенском, где меня интересовали судьбы старинного завода, давшего название этому селению, и его основателей. Кроме того, я собирал материал о посещении Заводоуспенки уральским писателем Д.Н. Маминым-Сибиряком, моим земляком, произведениями которого я неизменно восхищался. По публикациям певца уральской природы мне было известно, что Дмитрий Наркисович был близко знаком по Екатеринбургу с семьей основателя фабрики по производству бумаги А.И. Щербаковым, детям которого он давал частные уроки. Собственно, поездка Мамина-Сибиряка в Успенский Завод стала возможна благодаря личному приглашению Щербакова. Немаловажными для меня я считал и поиски материалов о самом Щербакове, многие годы предпринимательской деятельности которого прошли в Тюмени.