«Не кипятись, деточка!» – оборвала ее старуха спокойным ровным голосом. Подошла вплотную, заглянула в глаза, покачала головой. «Иди за мной!» – и, вздыхая, стала подниматься по скрипучей лестнице. На втором этаже она открыла дверь сушилки и включила свет. Людмила, все еще хмурясь, сделала шаг вперед и замерла. В комнатушке стояли две банки с георгинами – увядшими бордовыми и совсем высохшими – неопределенного темного цвета. «Вишь, как для тебя старается, болезный, – вздохнула бабка. – Любит очень. Его хоть на цепь посади, он ведь как собака – перегрызет и уйдет. Любовь на цепи не удержишь. Ты бы поласковее с ним, а? Или приезжала бы, что ли, почаще…»

Бабка медленно заковыляла вниз по лестнице, а Людмила так и осталась стоять в цветочной усыпальнице. Сколько же ее здесь не было? Кажется месяц. Точно – месяц. Сегодня нужно оплатить квитанции за свет и газ. Потому и приехала. И только для этого она приехала. А он, выходит, ждет ее. Сюрпризы готовит, чтобы порадовать. Ведь раньше она действительно радовалась его изобретательности. Но это было давно, совсем в другой жизни. Выходит, он не забыл. Мать забыл, дочку погибшую забыл, жену… А то, что Люся любила, то, чему Люся радовалась, его скудная память сохранила.

«Витя любит Люсю», – повторяла она как припев назойливой модной песенки, которая хоть и раздражает, но никак не выходит из головы. И что с этим делать? Она ведь тоже его… любит. Не бросила на произвол судьбы, заботится о нем, навещает. «Вранье!» – сказала она самой себе. Это только чувство вины за чужую разбитую жизнь. Какая может быть любовь с идиотом?

Прошло два года с тех пор, как погибли его близкие. Она не бросила его, и ее совесть чиста. Но все это время она воспринимала Виктора как совсем другого человека. Не любимого своего Виктора из другой, несостоявшейся жизни, а его брата-двойника, его копию, наполненную совершенно иным смыслом. Два года она даже боялась себе признаться, как тоскует по нему. Эта тоска так часто сжимала ее сердце поначалу, будто он и вправду умер.

На самом же деле случилась вещь гораздо более страшная – он был жив, но любовь к нему была теперь невозможна.

«Будь с ним поласковее», – вспомнила она слова старухи. Легко сказать! Людмила обернулась. Виктор снова стоял на пороге, снова как часовой, теперь уже как самый настоящий часовой – глядя в одну точку и ни на что не обращая внимания. «Витя!» – позвала она тихо. Он встрепенулся, повернул голову, точно птица, быстро взглянул на нее и снова уставился в точку. Это было немного смешно, немного печально, но никакой любви не вызывало. «Витя, посиди со мной!» – попросила Людмила, и он, не глядя на нее, подошел и сел на краешек кровати. Людмила рассмеялась, потянула его за рукав. Слишком сильно, должно быть, потому что рукав лопнул и разорвался по шву. Это почему-то ее очень смутило и расстроило. «Обязательно куплю ему что-нибудь приличное! Сегодня же!» – дала она себе клятву, которую уже к полудню за делами благополучно позабыла.

Пока она разглядывала злополучный рукав, пока придумывала слова, он оказался совсем рядом и с тоской глядел в ее глаза. Сначала она почувствовала, как его дыхание делается тяжелым и частым, потом увидела эту безмолвную мольбу в глазах и не успела вовремя встать. Он потянулся к ней совсем как раньше. Она медлила всего секунду, но за это время успела подумать как мало он изменился и как мало изменились ее чувства к нему, если только не думать… Пришлось легонько оттолкнуть его, чтобы подняться. Они из разных миров. Людмила не могла не думать, а он разучился думать и понимать. Их любовь навсегда лишена главного – физической близости, потому что они – разные. Два живых существа совершенно разной породы. Людмила улыбнулась ему на прощание. Ей нужно было уезжать, нужно было заниматься делами и совсем не нужно было думать о том, чего нельзя воскресить. Она уехала и заставила себя забыть о георгинах. Хоть это было в ее власти…

Он прятал цветы и, довольный, отправлялся спать, чтобы назавтра весь день провести в ожидании. Или не один день, или несколько? Ему было трудно понять, где кончается один день и начинается другой. Ведь Люся приезжала каждый день… Но отчего-то в течение одного дня несколько раз успевало взойти и упасть за горизонт солнце.

Теперь он бодро шагал по шоссе в сторону города и тихонько насвистывал. Он был счастлив. Теперь солнце вставало и садилось, а его Люся не исчезала. Она теперь всегда была с ним. И он не страдал как в тот, самый длинный день в его жизни, когда солнце тысячу раз падало за горизонт без нее…

Это случилось летом. Точно – летом, потому что цветов было много и за каждую вылазку из дома он набирал их огромными охапками. Весь день проходил в радостной возне с цветами. День был необыкновенно длинный. Он несколько раз засыпал и просыпался. Солнце то светило в полный свой накал, то едва выглядывало из-за туч, а то и вовсе укрывалось черной звездной паутиной. День словно играл с ним в прятки и никак не хотел кончаться. Старуха кормила его, плакала на кухне, пропадала надолго, а потом и вовсе куда-то сгинула.

Он остался один. Снова засыпал и просыпался. Снова солнце выкидывало разные штуки. Дважды шел дождь, но Люси все не было, и день никак не кончался. Виктор поднялся на второй этаж, открыл заветную комнату и ахнул: она сплошь была уставлена цветами. «Вот так шутка!» – подумал он. И еще: «Какой длинный день!» Большая часть цветов давно увяла. Как же это он проглядел? Или снова пора наведаться в чужие огороды?

Что-то в этот длинный день было не так. Виктор почувствовал это и стал нервничать. Он поискал старуху, но та как сквозь землю провалилась. Печь была холодная, значит старуха ушла давно. Нужно пойти к ней и спросить – почему день такой длинный и когда вернется Люся?

Дом, который он столько раз видел в окно, вблизи оказался совершенно иным. Диким оказался дом. Двери и окна были забиты досками. Внутри – темно и тихо. Не зная, что теперь делать, он долго бродил вокруг, пока откуда-то не появился мальчишка. «Мама велела сказать, – шмыгая носом сообщил он, – чтобы вы тут не шастали. Марьиванна померла на прошлой неделе». Виктор смотрел на мальчика, широко раскрыв глаза, силясь понять, о чем тот говорит. Ужасное слово «умерла» накрыло его волной ужаса. Он очень много знал про смерть, только вот не помнил что именно. Спотыкаясь, он сломя голову бежал от мальчика и от заколоченного дома.

Он похудел, ремень пришлось затянуть туже – день не кончался. Он вскрыл все консервные банки, которыми была заставлена кладовка – день не кончался. Он успел приболеть и выздороветь, улицы замело снегом, а день все длился и длился – Люси не было.

Однажды он встал и отправился за цветами. На улице стоял мороз, в огороде, где раньше цвели георгины, Виктор провалился в снег по пояс, И тут его поймали. Схватили за руку, и он испуганно вжал голову в плечи, боясь обернуться.

«Попался!» – раздался женский голос. Виктор удивленно оглянулся – голос был не злой и не страшный. Женщина тянула его за руку: «Вылазь из снега-то, замерзнешь!» Виктор выбрался из сугроба и с удовольствием пошел следом за женщиной. Он с самого начала этого невыносимо длинного дня не видел вблизи ни одного живого человека и очень соскучился по людям. Стоя на пороге и отряхивая снег, он улыбался изо всех сил, чтобы она поняла, как ему хочется хоть с кем-нибудь поговорить.

– Для кого цветы-то все мои оборвал? – поинтересовалась она.

– Люсе, – ответил он дрожащим голосом.

– Замерз? Водки выпьешь? – Женщина сунула ему под нос крохотную рюмку.

Запах был острый и знакомый. Виктор несколько раз понюхал прозрачную жидкость, прежде чем выпить, чем очень насмешил женщину.