– Не знаю, ничего не знаю!

Стася прилегла на диван в кабинете отца. Надо попытаться поспать хоть немного. Она закрыла глаза и вдруг увидела большой деревянный дом. Когда-то он, должно быть, был розовым, но со временем почти вся краска облупилась и дом стал пегим. По крыше стучала лапой сосна, словно просилась внутрь. Дом тихо постанывал. Неожиданно дом превратился в яблоко, Стася взяла его в руки, разломила и с отвращением отшвырнула прочь: яблоко оказалось насквозь гнилым. В его бурой мякоти копошились черви.

Упав на землю, яблоко снова превратилось в розово-пегий дом, на этот раз он был крохотным, совсем как кукольный. Вокруг дома росли сосны, а прямо по дорожке к нему шел человек с уродливым лицом. Стася отшатнулась в ужасе, но что-то притягивало ее, заставляло присмотреться к страшному человеку. Он кого-то тащил за собой. Сначала Стасе показалось – куклу, но потом она поняла – девочку. На девочке было малиновое платье, точь-в-точь такое, в каком сегодня была Леночка. «Нет», – закричала Стася, но ничего не смогла сделать – страшный человек и Леночка скрылись в доме, и дом снова превратился в яблоко.

Стася проснулась в слезах. Тяжело перевела дыхание. Это только сон, нельзя так распускаться. Нужно держать себя в руках. Но она больше не владела собой. Ею владел один только омерзительный липкий страх. Часы показывали половину девятого, а значит, ей удалось поспать, несмотря на то что снились отвратительные сны. За окном было светло, а в доме стояла полная тишина. «Все спят», – подумала Стася. «Никого нет!» – выстрелил в нее страх.

Она вскочила и почувствовала, что не в силах сделать даже шага, чтобы проверить – спят ли дед и Леночка. Дочку она уложила в спальне отца – смежной с кабинетом, а дед, пообещав с утра пораньше приготовить завтрак, устроился внизу. Стася сделала первый шаг, и сердце ее уныло стукнуло в ответ. Следом за ней крался страх – тихо, на цыпочках, и от этого внутри сжималась упругая пружина, не дающая выпрямиться в полный рост, говорить в полный голос. Все вокруг замерло. Стася уже знала, что Леночки в соседней комнате не найдет. Но гнала от себя эту уверенность, отдаваясь страху, превращающему человека в безмозглое животное. Она знала, но надеялась на то, что виной всему страх, что это он ослепил ее, превратил ее дар провидения в бессмысленный параноидальный бред.

Дверь в спальню отца была слегка приоткрыта, поддалась легко. Но Стася все еще не решалась переступить порог, все еще надеялась, что она просто трусиха, до смерти боящаяся за своего ребенка. Сделала шаг вперед и тяжело опустилась на пол – ноги больше не держали ее.

Кровать была пуста. Малинового платья Леночки на стуле не оказалось. Она это знала. Отныне ее чувства – не бред глупой трусихи, а барометр будущего. Стася не поднялась и не отправилась искать Леночку с дедом где-нибудь в доме или во дворе. Их там не было, говорил ей внутренний голос. Они оба далеко. Стася прикрыла глаза и тут же увидела деда, шагающего по городской улице. Он шел налегке, но страшный груз тяготил его сердце, она это чувствовала. Но Стася не смогла понять, что с ним творится…

Николай Иванович шагал к железнодорожному вокзалу. Он пытался убедить себя, что ничего особенного не случилось и ничего такого страшного уж точно не случится. Да и не впервой ему было бежать, не впервой забывать о ком-то. Только вот преклонный возраст и надежда на тихую уютную старость, видно, спутали ему все карты. Он испытывал глубочайшее раскаяние. Он впервые в жизни узнал, что такое смятенное сердце и чувство вины. Ах, лучше бы ему никогда не приезжать сюда и умереть без этого знания…

Рано утром, как и обещал Насте, дед поднялся, чтобы приготовить завтрак. Правнучка бегала вокруг кухонного стола и звала его поиграть. Дед смотрел на нее и думал, что это – плоть от его плоти, его родная кровь. И ему впервые было удивительно хорошо от таких мыслей.

Когда Леночка успела повернуть замок и как очутилась на улице, дед не заметил – техника на кухне была сложная и не поддавалась изучению. Дед покрутил один краник, нажал на красную кнопочку, повернул маленький рычажок, но стеклянная печка осталась равнодушна к его прикосновениям. Тогда он решил спросить Лену, вдруг она знает, как этот агрегат включается. Повернулся и ахнул. Лены нет, дверь – нараспашку. Конечно, все внучкины страхи он считал полным вздором. А потому вышел на улицу степенно и спокойно. Лена была у калитки и разговаривала через решетку забора с осанистой дамой в дымчатых очках. Дед подошел к ним без всякого страха, дама спросила о какой-то улице, теперь он не помнил – о какой. Но не все ли равно? Он ответил ей, что не здешний, и позвал Лену домой, смотреть печку. Но дама упросила его взглянуть на карту, мол, что-то там у нее такое…

Дед открыл калитку и вышел. Далась ему эта карта! Он ведь все равно города почти не знал! Нет, полез на помощь! А дама прижалась к нему вплотную и шепчет: «В машину, старый пень! И девочку сладким голосочком позови, не забудь!» Больно так прижалась, по-мужски. Посмотрел дед вниз – слишком уж в живот напирало, – а прямо в пузо ему уперся пистолет – маленький, но настоящий. Деда чуть не вывернуло наизнанку. Дурнота прокатилась по телу, ноги ослабели. Сам не помнит как, но он позвал Леночку и, повторяя слова незнакомой дамы, велел дать даме ручку.

Леночка ведь совсем несмышленыш еще. Даме ручку протянула, и та потащила ее за собой. Девочка оглянулась на деда. А тот весь сжался – не за себя, за нее страшно – э, как увидит, что дед перепугался, может и хуже выйти! Улыбнулся дед Леночке на прощание, она и пошла за дамой.

Как только они скрылись за углом соседнего дома, дед первым делом побежал посмотреть – куда повели, чтобы потом уж бежать будить Стасю. Выглянул из-за елочки, и тут кто-то саданул его по шее так, что только искры полетели. Очнулся он скоро, да только никого уж рядом не было. Кинулся домой, Стасю будить, да на полпути передумал. Как про такое расскажешь? Да и кто поверит? Вызовут милицию, вся его биография всплывет, а значит – прощай спокойная старость.

Дед вернулся за вещичками, с сожалением оглядел дом сына, махнул рукой и отправился куда глаза глядят. Дышать было тяжело, затылок ломило. Он потрогал – намечалась огромная шишка. «Семьдесят лет, а ума нет!» – сказал себе дед. Он шел долго, пока не набрел на знакомую улицу, ведущую к железнодорожному вокзалу. Он снова бежал – дело привычное. И вроде бы не было за ним никакой вины, но чувство было такое, что двери в рай закрылись перед ним раз и навсегда и ангельские трубы навеки смолкли…

Машину Анна оставила довольно далеко. Там, где дома были победнее и стояли поближе друг к другу. Выцветший покосившийся забор, окружавший заброшенный дом с выбитыми стеклами и черными провалами вместо дверей, показался ей удачным местом. Здесь никто не станет интересоваться ее машиной. Это был один из многочисленных районов, пользующихся повышенным интересом агентов по недвижимости. Поэтому соседи скорее всего давно утратили интерес к приезжающим осматривать участки и заброшенные дома.

Анна утомилась, хотя прошла с девочкой всего каких-то триста метров. Ей пришлось буквально вывернуться наизнанку, развлекая девочку разными небылицами, потому что та через каждый шаг оборачивалась назад. «Мы с тобой сейчас поедем к маме!» – сказала Анна напоследок и, усадив девочку в машину, закрыла дверцу и тяжело вздохнула. Неприятное это все-таки занятие – возиться с детьми. Дети полностью парализуют, лишают возможность жить своей жизнью. Появление ребенка равно появлению троглодита, с которого тебе придется всю жизнь не спускать глаз. Сначала им нужно молока, потом – игрушку, а чуть подрастут – денег, денег, денег. Заводить троглодита – форменное безумие, но безмозглые барышни этого, увы, не понимают. Нет, у нее никогда не будет детей!

Анна вытащила из сумочки радиотелефон и сигареты. Искоса поглядывая на притихшую девочку, она закурила и позвонила Петру. Он ответил сразу, не успел еще пройти первый гудок вызова.

– Дело в шляпе, – сообщила Анна. – Все прошло до смешного гладко. Нет, ее мать я не видела. Спит, вероятно, что ей еще делать, – усмехнулась она. – Буду…

– Анна, Анна, что случилось? – кричала упавшая в высокую траву трубка.

Анна лежала на земле, и красный огонек сигареты прожигал рукав ее строгого зеленого костюма. Очки отлетели в сторону. На виске у нее расплывалось красное пятно. Леночка даже захлопала в ладоши, решив, что это такая игра. Тетя, стоявшая у машины, исчезла, а на ее месте появился дядя. Но что-то кольнуло в боку, и она сморщилась от легкого укуса боли…