Я сейчас! Сейчас я…, - попятился монах, и, повернувшись, бросился в кладовую, где в чанах была отфильтрованная для питья вода. Вернулся он через минуту, вбежал, расплёскивая из кружки воду.
— Вот, батюшко. Пей, родной! — поднёс он кружку к потрескавшимся губам старца. Тот глотнул, потом ещё. Вода замочила его седую бороду, испачканную в засохей уже крови.
Испив, старец повернул голову к стоящему на коленях перед ним Софронию.
— Ведаешь, что видел, сынок? — тихо прошептал отец Зосима.
Тот затряс головой в отрицании.
— Не ведаешь… — укоризненно пробормотал старый монах. — Помоги подняться, сынок.
— Отче, ты же чудом одним выжил…, -попробовал возразить келейник, но старик уже, кряхтя, повернулся на бок. И Софроний, согласен он был или нет, уже был вынужден помогать. Подхватив под мышки наставника, помог ему сесть, уселся рядом, обняв за плечо.
— Ступай, принеси ещё попить. — толкнул он Софрония. — Всё нутро горит пламенем адовым.
Софроний принёс, напоил старца.
— Худо, отче? — заглянув в глаза старца, участливо спросил Софроний.
— Худо. — помолчав недолго, промолвил тот. — Много хуже станет, ежели сейчас мы не встанем и не пойдём…
— Куда, отче?!
— Обратно. Мощи пророка Божия обиходить нужно нам, и отслужить, что положено. Мы здесь не в санатории…
— Но батюшка! — подскочил Софроний. — Гляньте на себя: куда вам?!
— Туда, сынок. — махнул рукой в направлении комнаты, где всё случилось. — Худо — не худо, а идти надо: время на исходе. Пошли.
— Да что ж ты, отче! — всплеснул руками монах. — На тебе ж лица нет!
— Мал ещё прыщ со мною спорить! — вдруг взвизгнул отец Зосима и потряс кулаком. — Я что сказал?!
— Ваша воля, отче. — насупившись, покорился гневу старца Софроний. — Но если что…
— Если что — Бог управит. Ну-ка, помоги встать.
Подняв на ноги старика и поддерживая его под локоть, келейник повёл отца Зосиму в ту страшную комнату. Уже на подходе к ней молодой монах услышал чудный запах, спутать который с любым иным он не смог бы никогда. Не один час и день провёл он, новоиспечённый послушник, в молитвах и бдениях у мощей Святых старцев в Богомзданных пещерах. Такое радение для новопостриженных было обязательным, так считал отче Тихон, настоятель. Весьма и весьма полезное, особо для примирения с собой, с чего и начинается монашеский путь. И этот запах, смешавший в себе аромат ладанов, горящих пасхальных свечей, свежего морского ветра, тишины горной обители, солнца, детства — всего, что дорого сердцу любого человека, живущего под Луной, хорошего и худого — разве есть ещё подобный?! Разве можно спутать?! Да, так благоухают Святые мощи — останки тех, кто истинно благоугождал Господу и людям при жизни.