— Я мыслю — люди. Не все сгинули в мёртвых, и не всех мёртвые взяли. Выстояла же наша обитель, выстояли и другие места. Ты и сам говорил, что видел такие места далеко в Сибири. Армия ведь не исчезла же? Я мыслю, что люди ушли — туда, за Урал. Там теперь Россия, Алексей. Ты военный — вот и скажи мне: раз страна наша нанесла семь лет назад тот страшный ядерный удар по Америке, что считаешь, был ли план действий у руководства страны?

— Я думаю, был, батюшка… — ответил майор, наблюдая за Снедалиным. — Не могло не быть.

— Значит — они и придут. А что до того, как написано в Книге… По ветрам, по воздуху. Они прилетят, вот что я думаю. А когда… я не знаю. Но чувствую — скоро. А нам надо успеть, а сам видишь, — кивнул старец на дверь, — дел-то немало. А вот скажи: он всегда такой? Ничего не говорит? Ну, слово хоть?!

— Бормочет только. А как я прихожу — замолкает. А то я делаю что-то, а он шепчет… но ничего не разобрать. — сказал Дуров. — Я пробовал послушать из-за двери, но он словно чувствует…

Отец Зосима покачал головой.

— Страшная и великая судьба у твоего полковника. Но давай теперь не будем томить его своим присутствием, пойдём. Сегодня всё одно и начинать не стоит, умаялись мы… А где же Софрониюшка наш? — удивился отец Зосима, и уж было повернулся к двери спиной, но в этот самый миг уловил движение в комнате.

Снедалин, до того сидевший на кровати, упал на колени, и не обращая внимания на Дурова, замершего, словно истукан в проёме двери, воздел руки к старцу.

— Свят, свят, свят, пусти, пусти, свят… — монотонно забормотал тот, кого раньше называли Снедалиным. — Пусти, свят.

Дуров в страхе отпрянул в сторону, когда отец Зосима, протянув свои руки к пророку, вошёл в комнату.

— С нами ли ты, Божий человек? Ты ли говоришь со мной? — спросил старец, возлагая руки на голову Снедалина.

— Я, я… пусти, свят… — шептал тот, обхватив обеими руками щуплую фигурку монаха. — Не могу… пусти. Скорее, свят. Я сделал, пусти!

— Софрония сюда, быстро! — сурово прохрипел старик, повернувшись к замершему в ужасе Дурову. — Тащи его! И пусть захватит всё!

— Что? — выдавил из себя майор.

— Он знает, ну же!!! — гаркнул отец Зосима, и Дуров бросился прочь.

Отец Зосима медленно поднял Снедалина с колен и бережно усадил на кровать. Глядя в тускнеющие глаза офицера, спросил его:

— Назови себя!

— Сне… Снедали-и-ин… — прошептал тот.

— Целуй. — и старец прислонил к его губам свой наперсный крест, тот поцеловал. Силы быстро покидали этого человека и было видно, как тот старается собрать их. Волны дрожи пробегали по его телу, жизнь покидала того, кто был сейчас дороже всех для старого монаха.

Топая, в комнату ворвались Софроний с мешком старца и Дуров. Келейник, пав на колени перед отцом зосимой, который приобняв, держал голову Снедалина, судорожно развязывал мешок.

— Воды, Софрониюшка! Скорее! — протянул руку старец, и Софроний, скрутив пробку, протянул ему бутыль со Святой водой. Отец Зосима приложил её к губам Снедалина.