— Постой, постой… — сделал останавливающий жест рукой Дуров. — Как такое вообще возможно?! То есть, ты говоришь, что эта вот книга, что у вас — там всё написано прямым текстом, что будет, как и когда?! Так, что ли?!

— Иными словами — да, так и есть. — выдохнув, ответил Дурову монах. — Но, к сожалению, книга плохо сохранилось, и многие страницы попросту истлели. Но даже то, что удалось истолковать нашем батюшкам Зосиме и Тихону — уже это…

— Постой, постой! — снова прервал его Дуров. — Значит, была некая книга судеб, о которой никто ничего не знал, и вот, как только какая-то баба притащила её на свет в монастырь — так сразу всё и началось?! Так получается?!

Софроний вытер рукой лоб, ища подходящее объяснение. Назревал неприятный для любого священника спор — спор о божественном промысле с атеистом, требующий максимальной сдержанности, терпения и убедительности. Помоги Господи! Софроний глянул на своего старца, ища поддержки, но отец Зосима замер за столом, сцепив руки и закрыв глаза. Складывалось впечатление, что старец вообще не здесь, с ними, а где-то ещё. Понятно, что старик устал, но и разговор получается не шуточный!

— Тут вы не вполне правы. Видите ли, это вечный вопрос о том, что было ранее — яйцо или курица. — начал своё объяснение Софроний. — Но в вопросах веры стоит руководствоваться в первую очередь…

— Да нет, он прав, Софрониюшка. — вдруг перебил его старец. — Он прав… С этого всё и началось. Я долго обмысливал, и да, склоняюсь к тому, что явление Книги вполне могло запустить процесс Божьей кары.

— Божьей кары?! — ехидно переспросил Дуров. — Ну… Вот, значит, какая у церкви терминология. «Божья кара»! Это всё объясняет.

— Вы зря ехидничаете, Алексей. — спокойно посмотрел на майора отец Зосима. — Да, именно кара Божия. По делам нашим. Господь, исшедший от нас после того, как был оболган, осмеян и предан крестным страданиям, вполне внятно предупредил нас о том, какова она будет, чрез Откровения Иоанна Богослова, известные также как Апокалипсис. Другое дело, что современные люди относились к этому слову Божьему посмеиваясь. А иные и вовсе проявляли нерадение отрицанием. Изволите ли видеть, терпение Господне было весьма долгим. Но финал был предсказан, а мы с вами теперь видим Волю Его совершающейся. И вот в такие времена, во времена всеобщих бед и несчастий, когда возлетает горе глас страждущих от земли, тогда и являют себя различные чудеса и знаки. Явялют они себя и в иные времена, скажем, мирные. Но и тогда, и теперь стоит быть весьма рассудительными, чтобы верно руководствоваться ими. Ибо, кроме ниспосылаемого Господом, есть ещё и попускаемое им. И отличить одного от другого весьма и весьма непросто. Точно также, необходим великий дар рассуждения, чтобы понять сущность данной книги и факт её явления. Запустило ли её появление механизм конца света? Или же, в преддверии его, Господь явил нам Своё чудо? Это очень, очень непростой вопрос, Алексей. Не стоит быть скоропалительным в попытке объяснить то или иное… Вот эта книга. — и отец Зосима бережно развернул тряпицу.

Дуров протянул руку, чтобы предвинуть книгу к себе, но старец остановил её на полпути.

— Осторожнее! Лучше из моих рук.

Дуров придвинулся к старцу ещё ближе, и тот развернул страницы.

— Вот.

Алексей смотрел на полуистлевшие страницы, силясь понять и разобрать хоть что-то, и вдруг, резко вскочив, бросился к стене. Прижавшись к ней, с остекленевшими глазами, майор вытянул палец в направлении коридора. Оба монаха также вскочили из-за стола, сухонький старец бросился к майору.

— Там… — прошептал тот. — Те же символы, что пишет на стенах Евгенич!!!

Отец Зосима прищурился, вглядываясь в глаза майора Дурова, полные ужаса.

— Да?! — тоненько переспросил его он, сглатывая подступивший к горлу комок.

— Да… — выдохнул Дуров.

И тогда старый архимандрит упал на колени, вознося похвалу Господу и неистово крестясь и кланяясь. И Дуров, и Софроний замерли в стороне, тревожно переглядываясь между собою. А старец продолжал неистово молиться, из его глаз текли слёзы, их было видно обоим мужчинам, замершим у стены. Взгляд майора метался от молящегося старца к лицу застывшего Софрония и обратно, а Софроний, тот понемногу начинал догадываться. Господи, сколь же немсповедимы пути твои! Возможно ли измыслить нашим скудным разумом, где и как явишь ты Волю Свою?! А старец продолжал молтву, и казалось, лицо его понемногу начало светиться. Дуров глянул на Софрония, тяжело, испытующе — разъясни, что это происходит? Но Софроний, упав на колени, также вознёс свои молитвы, и Дурову, и так огорошенному своим открытием, стало совсем не по себе. Но и прервать монахов он не осмелился — так и стоял, прижавшись к стене, под мигающей красной лампой аварийного освещения. Ведь полное освещение было отключено им самим, и уже давно — энергию необходимо экономить. Потом свет вдруг погас.

И в полной темноте эхо разносило по пустым залам и комнатам бункера слова молитвы старца. Голова Дурова закружилась и всё его существо объял вдруг беспросветный ужас, трепетный страх. Со стоном майор сполз по стене, сев на холодный бетонный пол. А в полной темноте грохотало:

ИИСУСЕ, СЫНЕ БОЖИЙ! ПОМИЛУЙ МЯ!