– Сумасшедшие цены! – воскликнул я.

– Убийственные…

Мы прочли несколько объявлений, и я решился:

– Думаю, будет неплохо, если мы переедем.

– О чем ты?

– Для нас троих места в твоем доме явно недостаточно. Мы задыхаемся. А что будет, когда Салли подрастет? Ей понадобится отдельная комната, тебе необходим рабочий кабинет, тогда ничего не будет теряться.

– Отличная идея, Том, жалко только, что денег у нас маловато. Чтобы купить дом в этом районе, нужно быть очень богатым человеком.

– Я вот что подумал: у меня есть сбережения, – если добавить выходное пособие, сумму от продажи и кредит, может получиться. Я нашел в Белсайз-Парке дом в сто двадцать квадратных метров с садом за приемлемую цену, можем его посмотреть.

– Ты хочешь, чтобы я продала дом?

– Придется, если решим купить жилье попросторней.

Хелен застыла, только моргала и все никак не могла остановиться. Она ужасно побледнела, лицо мгновенно осунулось, как от смертельной усталости. А может, виноват был бледный свет уличных фонарей? Губы у нее дрожали все быстрее, как от внезапного тика, потом она закричала:

– Ты с ума сошел! Я никогда не продам дом. Ни-ко-гда! Это дом моей матери! Кем ты себя возомнил? Кто предложил жить вместе – ты или я?

– Ты…

– Я требовала от тебя возмещения убытков?

– Нет, но…

– Так ты меня благодаришь? А? Так?

– Не вижу связи, Хелен.

– А я вижу! Я не покину свой дом! Не перееду даже во дворец! Он достался мне по наследству, от мамы. Понимаешь, что это значит? Никто его у меня не отберет, ясно? И уж точно не ты!

Мы впервые серьезно поссорились, и я повел себя как большинство мужчин – отступил, потому что хотел решить проблему, а не создавать новую, подумал, что со временем, когда дочка подрастет, разум возобладает.

Хелен сделала вид, что все забыла, и наша жизнь пошла как прежде. Она снимала репортажи и интервью, я таскал по дорогам Шотландии и Уэльса сотни молодых бедолаг и нервных клерков, так что Озерный край[72] сделался для меня родным.