В два года Салли все еще не говорила, мы с нетерпением ждали ее первого слова – и никак не могли дождаться. На все попытки заставить ее повторять за нами ребенок удивленно смотрел голубыми глазами, улыбался и молчал. Я мечтал услышать в исполнении дочки слово «папа», но Салли не размыкала губ. Ми-кала клялась, что она не раз отчетливо произносила «пирог», «бобо», «дуду», «Мика», вела короткие беседы с ее дочерью Мими и набиралась от нее новых слов. Нам очень хотелось поверить няне, но ничего, кроме невнятного лепета, Салли не издавала.

Наша соседка врач-педиатр еще раз осмотрела девочку и вынесла категорический вердикт: ребенок совершенно нормальный, в этом возрасте задержка речевого развития случается очень часто, не исключено, что малышка не хочет говорить при нас или с нами, но обязательно начнет общаться, как только возникнет потребность. «Не драматизируйте и не давите на нее…»

Хелен тяжело переживала «немоту» дочери и убедила себя, что Салли отказывается общаться в наказание за то, что мы бросаем ее на няньку. Две недели Хелен сама забирала дочь из дома Микалы, готовила ей ужин, кормила и разговаривала, задавала вопросы – они оставались без ответа, рассказывала сказку на ночь и… ждала заветного первого слова. Увы, наша крошка твердо вознамерилась молчать, и мы сходили с ума от беспокойства.

На третий день рождения Салли мы устроили праздник, пригласив детей наших друзей и, конечно, ребятишек Микалы. Освободить первый этаж оказалось ох как непросто, но мы все перетащили, и Хелен, вдохновившись картинкой из «Vanity Fair»[73], соорудила буфет с горой пирожных, легких закусок и конфет. Мы не предвидели, что каждый родитель испарится, как только забросит к нам свое чадо. Ребятишки кинулись на буфет, как оголодавшие троглодиты, а потом стали потрошить подарки Салли – совершенно, кстати, бесполезные.

Мы воспользовались минутной передышкой, чтобы насладиться вкуснейшим тортом с сине-зелеными кремовыми розочками. В наступившей тишине Салли что-то сказала Мими, та ответила, и это был не детский лепет, не игра, а беседа.

– Нвата кири нвании энил зопута эдо бико, – произнесла моя дочь (за точность не ручаюсь).

– Обеле толотоло кпоро личу уму ака, – ответила Мими.

Они спокойно общались на этом птичьем языке и играли с приставкой. Да, наша девочка говорила – на игбо[74], родном наречии Микалы. Мы попытались выяснить, говорит ли Салли хоть немного по-английски, но она продолжила изъясняться по-тарабарски и, видимо, принимала нас за двух дебилов.

Я не дружу с цифрами, вычисления и подсчеты всегда казались мне скукой смертной, но в тот день пришлось заняться бухучетом ассоциации. Дэвис лежал в больнице после операции на колене и мог доверить составление бюджета на следующий год только мне. Сейчас или никогда! Ужас, ужас, ужас… Я путался в пунктах, смешивал текущие расходы, налоги, суммы, вносимые в счет будущего платежа, свободные оборотные средства и плановый доход. Наша секретарша Синтия решила научить меня пользоваться тамблером[75], но у меня не было на это ни времени, ни желания, а поскольку она утверждала, что это «детская забава», я поручил ей заполнить страницы линейными и круговыми диаграммами.

Мы снова заканчивали год с положительным балансом, чему в огромной степени способствовали весьма доходные маршруты для сотрудников предприятий и фирм, а также открытие в Кумберленде виа феррата[76], очень полюбившейся служащим «Бритиш Петролеум». Я сожалел об отсутствии Дэвиса – было самое время просить прибавки. За пять лет мое жалованье ни разу не менялось, я ничего не требовал и, естественно, ничего не получал, но достигнутые успехи давали возможность попытать счастья. Это было тем более актуально, что Хелен стали раздражать финансовые проблемы. Ее бесило, что я застрял на одном месте с жалкой зарплатой, пусть даже по благородным соображениям. После оплаты половины расходов денег у меня оставалось впритык, так что прибавка была нужна как воздух.

Хелен позвонила в разгар закрытого совещания по освоению бюджета, предваряющего отчет перед административным советом. Она сказала, что вылетает из Амстердама, и попросила обязательно встретить ее в аэропорту. Я ответил, что не смогу освободиться до вечера, но она так настаивала, что я извинился перед бухгалтером, взял такси и поехал в Хитроу. Пробки на дорогах были ужасные, и мы добрались до места прямо перед посадкой рейса Хелен.

Не знаю, зачем я ей понадобился. Она села за руль «доджа», и мы поехали в Лондон. Я начал рассказывать о подготовке бюджета и уже собирался упомянуть о потрясающем профиците и радужных перспективах, когда Хелен меня перебила:

– Нам нужно поговорить, Том.

Ее голос звучал спокойно, почти равнодушно, она продолжала смотреть на дорогу, а я слушал.

– Я размышляла всю неделю и пришла к одному-единственному выводу: у нас все кончено. Я думаю – нет, я уверена, – что это случилось давно, много месяцев назад. Мы не желали признать правду и сделать соответствующие выводы. Между нами ничего не происходит. Я больше тебя не люблю, Том. Мы эволюционируем в разных направлениях, а привычная рутина супружеской жизни не для меня. У нас общая дочь, и ты всегда будешь занимать особое место в моем сердце. Мы были счастливы, но пришла пора расстаться. Пять лет совместной жизни были счастливейшими, и мы не должны испортить финал истории. Разойдемся интеллигентно – ради дочери и нас самих. Она совсем маленькая, не будем ее травмировать. Ты сможешь видеться с ней, когда захочешь, детали обговорим позже. Мы взрослые, ответственные люди, давай вести себя разумно и действовать в интересах Салли.

Она говорила и говорила, не глядя на меня, пока не остановилась в Белсайз-Парке. Я онемел и окаменел, как подросток, получивший затрещину. Зная Хелен, я понимал, что спорить бессмысленно, как и торговаться и выдвигать контраргументы. Я не хотел умолять и унижаться, Хелен приняла решение, не спросив моего мнения, так что альтернативы не существовало.

– Давай не будем тянуть, Том. Я хочу, чтобы ты съехал до того, как Микала приведет Салли.

Она говорила как хозяйка положения, внешне была совершенно спокойна, но, въезжая на стоянку, все-таки задела стоявшую там машину.

– Сначала будет трудно, и не только тебе, Том, но и мне. Ты скоро поймешь, что расставание – единственно разумное решение и возможность нового начала для нас обоих.

Я был оглушен, не знал, как реагировать, не мог подобрать слов и объяснить, что все это абсурд и у нас вовсе не «кончено», но Хелен положила меня на лопатки, впрыснула яд, как делает паучиха, прежде чем сожрать партнера. Я смирился с неизбежным, как идущий на бойню бычок.