Сквозь тягучий, как вязкое болото, сон она слышала чье-то перешептывание. Тело отказывалось слушаться, но Нина смогла приоткрыть глаза и увидеть больничную палату, заполненную призрачным светом. У окна с жалюзи сидел Джеймс и шипел на Грейсона. Нина попыталась напрячь слух, чтобы разобрать суть их словесной перебранки, но расслышать что-то внятное в приглушенной речи удалось далеко не сразу.

— Он погиб, говорю я тебе, — настаивал Грейсон. Вспоминая битву у руин «Барнадетт», выглядел берсерк вполне себе неплохо. Разве что, немного не выспавшимся.

— Я видел это собственными глазами, — внешний вид Джеймса куда более соответствовал демону, пережившему смертельно опасный бой. Лоркан не оставил на его лице живого места, — глаз заплыл жутким синяком, на носу повязка, зафиксированная пластырями; щека рассечена шрамом от хлесткого удара. Левая кисть забинтована. На Джеймса было страшно взглянуть, утешало лишь его будничное поведение. Словно ничего не произошло.

— Я тебя умоляю, этот фокусник саму смерть вокруг пальца обвертит.

Грей заметил, как Нина пришла в сознание, и беззаботно продолжил говорить в полный голос:

— С добрым утром.

— Отлично выглядишь, — прохрипела она пересохшим языком, обнаружив неодолимую потребность в глотке воды.

— Еще бы, на мне все заживает как на собаке, — ухмыльнулся Грейсон. — Пять пулевых, представляешь? И хоть бы что. Так, о чем мы там говорили?

— О Люциусе, — Джеймс сел у койки с полным стаканом воды и аккуратно прижал его к растрескавшимся губам Нины. Она пила жадными, большими глотками до боли в горле.

— Верно. Готов поспорить, что он жив и скоро обрадует нас своим присутствием.

— В прошлый раз ты поспорил с Ричардом и пришлось набивать эту пошлятину на шее, — напомнил ему Джеймс про лавровую ветвь, не сводя с Нины изучающего взгляда. Похоже, он хотел высмотреть в ней что-то недосягаемое глазам.

— В этот раз я больше уверен. У меня чутье на такие вещи.

— Тогда спорим. На твой «Харлей».