Книги

Ностальжи. О времени, о жизни, о судьбе. Том III

22
18
20
22
24
26
28
30

– А я ведь тоже с такими же настроениями приехал сюда. Но тогда ещё не было многих из этих пятиэтажек, а большинство из строителей жили в пассажирских каютах парохода «Азия», пришвартованного к первому же построенному причалу будущего судоремонтного завода…

Вот с такого необычного знакомства и началась эта наша беседа, по окончании которой я вышел уже в сопровождении председателя райисполкома Ефимова Анатолия Алексеевича, встреча с которым здесь оказалась для меня большим сюрпризом. Дело в том, что мы с ним были давно уже хорошо знакомы, даже дружили, как принято говорить, семьями. Познакомились мы как раз в Яковлевке, где он работал в райкоме партии в качестве заведующего орготделом и совсем недавно был переведён на работу в другой район края, а у меня просто из головы вылетело – в какой именно. И вот на тебе, пожалуйста! Тесен мир и в самом деле, однако. Эту, такую неожиданную встречу, я принял тогда за хороший знак судьбы, что в конце концов в будущем во многих отношениях и подтвердилось.

Анатолий провёл меня до выделенной нам квартиры. Она оказалась всего в двух шагах от райкома и райисполкома, расположенных в первом подъезде длинной пятиэтажки на несколько подъездов, а будущая наша квартира была всего через два или три подъезда, буквально в середине этого недавно построенного и не совсем ещё заселённого дома. Квартира на втором этаже из двух просторных комнат с выходами окон на противоположные стороны дома, на кухне – югославская электропечь «Горение», туалет и ванная комната раздельные, постоянно горячая и холодная вода. Для меня всё это тогда – просто фантастика! Всё показал мне лично председатель райисполкома и вручил ключи от квартиры.

– Переезжай, не медли, – сказал он. И пожимая руку, предложил: – Может, ко мне забежим на кружку чаю? Живу в этом же доме, только в последнем подъезде…

Но я отказался: время было уже позднее – надо ещё домой добираться. К тому же грызли сомнения, отпустит ли меня Горовой. Но Анатолий тут же успокоил: мол, с ним уже всё обговорено – помогли ребята из сектора печати крайкома партии убедить его в этом решении на мой перевод, дело было только за моим согласием. На этом мы и распрощались. А глубокой ночью я был уже дома в Яковлевке, за всю дорогу даже словом не обмолвился со своим верным водителем Андреем Пархоменко о причине нашей поездки в Славянку. А он, всегда парень очень тактичный, и не спрашивал об этом…

Сверх ожидания дальнейшие события развивались просто стремительно. Утром следующего дня, когда я пришёл привычно раненько на работу в редакцию «Сельского труженика», там меня уже ждал на крылечке Сердюк Афанасий Петрович – редактор многотиражки арсеньевского завода «Аскольд», назначенный крайкомом партии мне на смену в Яковлевском районе. Никому не говоря ни слова в редакции, мы тут же направились с ним в райком партии, где нас незамедлительно принял первый секретарь райкома партии Олег Петрович Горовой. Ему уже всё было известно о наших назначениях, и он, видно, крепко обидевшись на меня за то, что в этой кадровой рокировке я действовал через его голову, в последовавшем разговоре мою персону откровенно подчёркнуто просто игнорировал и даже не подал руки при прощании. Я очень уважал этого человека, с которым всегда легко и интересно было работать, который всегда как-то тактично прикрывал меня, если у меня случались какие-либо невольные просчёты в работе, никогда не отказывал мне практически в любой просьбе – по работе ли, иль просто бытового характера. Честно скажу, я был просто влюблён в этого человека, на редкость деликатного и порядочного во многих отношениях партийного работника, каких в ту пору было уже не очень много. Однако поступи я иначе, попросив его лично о возможном переводе в другой район, уверен, он никогда бы меня не отпустил и постарался бы убедить и крайком партии не удовлетворять мою просьбу. Поэтому мне просто ничего не оставалось, как идти к намеченной цели обходным путём, используя собственные наработанные связи с работниками сектора печати крайкома партии…

С переездом на новое место я тоже не стал затягивать, хотя оказалось очень трудно в этом сугубо сельскохозяйственном районе найти подходящий транспорт для перевозки вещей на самый юг Приморья. К тому же и к Горовому в сложившейся ситуации просто не хотелось уже обращаться за помощью. Но всё-таки, как оказалось на деле, я всё же не зря проработал три года в этом районе: многие люди относились ко мне с уважением, здесь появилось у меня немало знакомых и даже хороших друзей. Одним из них был главный инженер местного стройуправления и мой сверстник с красивой украинской фамилией – Дума. Он как раз в это время исполнял обязанности начальника стройуправления, уволенного буквально накануне с должности (был очень большой шум: этот самый начальник с характерной кавказкой фамилией несколько лет руководил стройпредприятием, имея на руках фальшивый диплом инженера-строителя). Этот мой хороший знакомый Дума, с которым мы сдружились ещё три года тому назад, когда я только что приехал в район, и нам довелось почти месяц жить в одном номере местной гостиницы, нашёл для меня по-дружески необходимый транспорт с хорошим водителем: грузовики стройуправления часто ходили за стройматериалами в Уссурийск, а этот город всего на полпути от Славянки. Поехал с нами и сам мой приятель Дума. Кстати, в этой поездке с нашим водителем произошёл довольно занимательный случай. Когда мы приехали к ночи в Славянку, перетащили втроём в квартиру все вещи и начали готовить на скорую руку ужин, этот водила включил в ванной горячую воду. И хотя по не промытым ещё трубам из крана шла какая-то коричневая вода, он, даже не дожидаясь, когда вода хоть немного посветлеет, залез в ванну, извергая восторженные ахи и охи и приглашая нас последовать его примеру, чем нас хорошо повеселил перед ужином. А утром, когда ребята уже уехали, я включил сам в ванной кран с горячей водой. И, к моей вполне понятной радости, из крана пошла чистейшая горячая вода. Эта была самая первая в нашей семье квартира со всеми коммунальными удобствами. А мне в ту пору, как-никак, шёл уже 38-й год. Вот так-то…

Письмо четырнадцатое

Перо синей птицы

1

Память о Русской Америке непреднамеренно запечатлелась на картах Восточной Сибири и Дальнего Востока. Например, населённые пункты с именем Седанка есть на Аляске, на Камчатке, в пригороде Владивостока и… в Забайкалье. Вряд ли это случайность. Не знаю, когда появились все эти посёлки и кто их основал. Конечно, можно предположить, что таким образом оставили свой исторический след первые русские поселенцы Аляски, которые были вынуждены идти к северным американским берегам в XVIII–XIX веках через Иркутск, Якутск, Охотск и Петропавловск-Камчатский – другого пути у них туда просто ещё не было. Однако, скорее всего, так оно и могло быть на самом деле, этаким образом отпечатался именно обратный маршрут русских американцев, многие из которых решили вернуться в Россию после продажи Аляски в 1867 году Соединённым Штатам Америки, потому что к тому времени был уже основан российский морской порт-крепость Владивосток в удобной бухте Золотой Рог на самом юге Дальнего Востока. Именно эти люди, оседая по разным причинам при возвращении и на Камчатке, и под Владивостоком, и, быть может, в том же Забайкалье, так называли свои новые поселения на русской земле в память о покинутой ими Америке.

Вот и Славянка, сам залив и посёлок на его берегах, как я уже говорил выше, были тоже названы такими же возвращенцами из Русской Америки на родину предков – в Россию.

Кстати, в те далёкие уже времена у нас были совсем иные отношения со Штатами, кардинально отличные от сегодняшних. Во время гражданской войны северных штатов с южными Россия подчёркнуто благосклонно относилась к северянам, выступившим против рабства в Америке, немало россиян лично принимали участие в этой войне. Как я, кажется, уже упоминал выше, одним из них был даже бывший офицер из донских казаков, который у северян успешно командовал боевым бронепоездом, а русский военный моряк и писатель Константин Станюкович написал повесть о посещении в ту пору с визитом доброй воли русской дальневосточной эскадрой Сан-Франциско. Позже в память об этих добрососедских отношениях с ответным визитом в Россию приехала группа американских граждан. Они посетили отдыхающую в Крыму царскую семью и вручили императору России благодарственный адрес за поддержку их страны в трудные годы с заверениями не забыть об этом никогда, а написал этот текст член делегации американский писатель Марк Твен. Как давно это было. Как быстро они об этом забыли…

Пожалуй, Хасанский район, расположенный на крайнем юге территории Приморского края, является одним из самых примечательных на всём Дальнем Востоке. Куда ни ступишь здесь и тут же окажешься в сплошь исключительно природно-исторических заповедных местах. Вытянутый длинным гористым языком с севера на юг, он начинается Барсовым заказником и старейшим за Уралом заповедником Кедровая падь, а заканчивается низменной долиной реки Туманной, или Туманган, как она именуется по корейско-китайски, и на нашем берегу которой стоит именно последняя железнодорожная станция российского Транссиба, названная в честь расположенного недалеко от неё знаменитого озера Хасан. С закатной стороны, по самой границе с Китаем, протянулся неодолимой стеной хребет Чёрные горы, за который каждый вечер прячется, как кажется местным жителям, утомлённое за день солнце. Ну а с востока границу района являют собой гористые главным образом берега огромного залива Японского моря, который русские морские офицеры ещё в XIX веке нарекли именем Петра Великого, первого русского императора-мореплавателя. По его просторной довольно акватории щедро рассыпала природа причудливые гроздья больших и малых островов, которые впервые открывали и описывали эти самые русские морские офицеры, и оставляли на них и многочисленных изумительно живописных бухтах, бухточках, мысах и кекурах имена собственные и своих парусных кораблей. Вот только некоторые из этих исторических имён: бухты и заливы – Рейд Паллады, Новик, Алеут, Тунгус, Горностай, Джигит, Нарва, Калевала, Витязь, Гридень, Гайдамак – это только имена русских военных парусников; пролив Старка, бухты Бойсмана, Алексеева, Астафьева, Горшкова, полуостров и маяк Гамова, полуострова Клерка, Краббе, Брюса, острова Римского-Корсакова, Рейнеке, Рикорда, Шкота, Попова, Пахтусова, Фуругельма, Дурново, кекур Гельмерсена и ещё множество других имён, оставленных русскими моряками на всей акватории залива Петра Великого, которым просто несть числа. И за каждым из них стоит конкретный человек и конкретное событие из тех далёких уже от нас времён. Сейчас на этих островах и практически на всей акватории залива расположен единственный в России государственный морской заповедник.

На территории района в прошлые времена проживало немало довольно интересных людей, оставивших заметный след не только на картах Дальнего Востока, но и в освоении его. Такой след, например, оставил здесь и бывший варшавский студент Янковский, сосланный царскими властями в эти места на поселение. На берегу бухты Сидими (сейчас это Безверхово), где он поселился, через несколько лет появилось крупное фермерское хозяйство. На полуострове, названном впоследствии его именем, он стал разводить пятнистых оленей и лошадей, послал подросших сыновей в Американские Штаты для обучения современному опыту ведения механизированного сельского хозяйства, а соседний островок, что всего в нескольких десятках метров от берега, даже пытался заселить кроликами – до сих пор этот остров на всех картах так и значится под именем Кроличий. Несколько раз на поселение Янковских нападали китайские хунхузы – до границы ведь всего рукой подать. Отражали нападения бандитов всей семьёй и с помощью работников, в основном являвшихся беженцами из соседней Кореи. Потом берега этой бухты облюбовала чиновничья и торгово-промышленная элита Владивостока, расположенного на противоположном берегу Амурского залива, и тут появились их дачи и причалы для прогулочных яхт. В разное время здесь жили и знаменитый промысловик и исследователь побережья Дальнего Востока штурман Гек, финн по национальности, была здесь дача и семьи торговца Бриннера, родом из Швейцарии и отца в будущем хорошо известного по американским вестернам киноартиста Юла Бриннера – малолетний Юлиан только в середине 20-х годов XX столетия уехал с матерью на постоянное жительство в Штаты. Ну и, конечно же, хорошо памятные в нашей стране, и особенно для дальневосточников, события у легендарного озера Хасан в 1939 году по отражению нападения на наше пограничье японо-маньчжурских воинских соединений.

А в момент нашего переезда в Славянку район уже являлся хорошо развитым в промышленном отношении: на его территории уже действовали два рыболовецких комбината и один рыбакколхоз, несколько звероводческих совхозов и крупных железнодорожных станций. А в самой Славянке буквально накануне был введён в строй крупнейший на Дальнем Востоке судоремонтный завод Дальневосточного пароходства. Вот в каком интересном районе удалось прожить шесть последующих лет мне и всей нашей дружной семье…

2

В понедельник, 3 сентября 1973 года, я вышел на работу в редакцию газеты «Приморец». Даже не помню, кто из секретарей райкома партии меня представлял коллективу. Обычно это делал или первый секретарь, которому редактор районной газеты всегда был подчинён напрямую и лично, или, по его поручению, секретарь по идеологии, которого было принято считать в райкомовской «табеле о рангах» третьим секретарём райкома партии и которому предназначалось текущее кураторство над районной газетой. Честное слово, какой-то невероятный провал в памяти. Вполне возможно, что они были вместе, вдвоём, но, поскольку всего через несколько дней после этого события первый секретарь был переведён на другую работу за пределы района, а я даже имя-фамилию его не успел зафиксировать в памяти попрочнее за это короткое время. Ну а на его возможного спутника, тоже мне тогда ещё совсем незнакомого человека, я вообще мог не обращать особого внимания, поскольку голова моя была забита совершенно другими мыслями. А именно: как меня примут абсолютно не знакомые мне коллективы редакции и типографии, работающие под одной крышей в большом одноэтажном здании, искусно построенном из крупных глыб бутового камня (как мне потом рассказали, в давние времена в нём была размещена конюшня какой-то уже не существующей теперь воинской части), и как воспримет моё назначение бывший редактор, вынужденный теперь работать под моим началом заместителем, да ещё никто иной, как мне уже не совсем приятный по прежнему знакомству Иван Михайлович Худолей своей собственной персоной? Тем более, что ещё при моём разговоре в райкоме партии во время моего первого посещения этого района мне ничего не оставалось, кроме как согласиться с предложением великодушно позволить ему доработать под моим личным руководством последних полтора-два года до наступления положенного срока выхода его на пенсию. Не знаю, кому как, а уж для меня лично этот самый факт уже являлся той самой отвратной ложкой дёгтя, способной основательно испортить настроение любому в принципе нормальному человеку.

Однако, как бы там ни было, а знакомство с новыми коллективами редакции и типографии, сверх ожидания, прошло в благожелательной обстановке. Больше того, даже сам Иван Михайлович сказал несколько скупых тёплых слов о моих первых шагах в журналистике под его личным началом, естественно, изобразив сиюминутную ситуацию с этим моим вступлением в должность как передачу эстафетной палочки от воспитателя его бывшему воспитаннику. Я промолчал, спрятав кривую усмешку в «пшеничные усы», которых у меня никогда не было и нет до сих пор, остальные вежливо похлопали в ладоши произнесённому «отеческому» спичу, на том дело и закончилось. А вот кто из райкомовских работников при этом всём присутствовал, ей-ей, так и не могу вспомнить до сей поры.

Следует признаться, что кадры и в редакции, и в типографии оказались более опытными в профессиональном отношении, чем в Яковлевке, – сказывалась близость краевого центра, Владивостока, и просто уникальная по тем не простым уже в ту пору временам коммунально-социальная обстановка в новой Славянке, не говоря даже о привилегированном по сути снабжении продовольственными и промышленными товарами местных торговых предприятий: например, во Владивостоке в те годы уже оголялись полки в магазинах, а тут в торгмортрансовских магазинах в любой момент можно было свободно купить, кроме финского сырокопчёного сервелата, хороших сухих вин и прочих импортных деликатесов наряду с широким выбором шоколадных конфет лучших московских фирм, ещё и модную одежду и обувь из Польши, ГДР, Чехословакии и из соседней с нами Японии. Ответственным секретарём работал совсем тогда ещё молодой Юрий Васильевич Базлов, в отделе промышленности – Валентина Григорьевна Прокопова, в сельхозотделе – Тамара Фёдоровна Лаврова, чуть позже пришёл ветеран журналистики и Великой Отечественной войны Иван Алексеевич Барышаев, было несколько и совсем начинающих газетчиков, но им было у кого учиться журналистскому мастерству. Бригадиром в типографии была опытный специалист ручного набора, метранпаж, печатник Валентина Ивановна Зорина, там же работали две её дочери – одна печатница, другая поступила ученицей линотиписта. В целом коллектив типографии оказался почти в два раза больше, чем в Яковлевке.