— Хватит со мной спорить, идиот вы этакий! Вы и так уже наломали дров. Давайте зовите своего ангела.
От этой гневной тирады учитель словно сделался меньше ростом. Он медленно поднялся с койки, сложил дрожащие ладони и прижал к губам. Потом закрыл глаза и забормотал молитву на незнакомом хирургу языке, не прерываясь ни на секунду. Ну разумеется, зачем ему передышки, он способен продолжать, пока солнце не погаснет и луна не рассыплется в прах. Хирурга вдруг пробрал озноб при мысли, что в его лечебницу и впрямь заявится небожитель, сияя, как светлячок. И что тогда делать? Умолять оставить жизнь ему и прочим, молить о милосердии существо, для которого он не ценнее таракана?
Но ничего не изменилось. Даже воздух не шелохнулся. Хирург оглянулся и заметил, что мальчишка по-прежнему жмется в углу, подтянув колени к груди. Мальчик испуганно посматривал на всех исподлобья; каштановые волосы застилали ему глаза. Мать его отвернулась лицом к стене — то ли от злости, то ли от горя, то ли от стыда. А может, ей невыносимо было видеть мужа, униженно возносившего бесполезную молитву. Учитель бубнил монотонно, жалко; неразборчивые звуки поднимались и опадали волной.
Хирург обернулся. Аптекарь спряталась за спину мужа. Оба были бледны и смотрели на него с упреком: по крайней мере, так ему показалось. «Это вы втянули нас в это, сагиб», — услышал он, хотя никто из них не раскрыл рта. Утешить их было нечем, он отвернулся и вышел в коридор.
На полу валялись шприцы — новые, в упаковке. Наверное, выпали из коробки, когда хирург ударился ногой о скамью. При воспоминании об этом у него снова заныла голень, он наклонился, ощупал ее. Штанина в этом месте промокла. Кровь утром все-таки пролилась, но не у того персонажа этого фарса. Предвестие гибели. Значит, жить ему осталось недолго. Считаные часы. Каково-то будет умереть по прихоти бюрократа? Душа отлетит, и тело рухнет; наверное, он сломает себе что-нибудь, ну да уж какая разница: умер так умер, и неважно, кто тебе чего обещал. Но эта девочка и ее муж… нет, слишком мучительно думать о том, что и они погибнут. Если ему суждено умереть, пусть он сам умрет трижды, но только не они, боже, не они.
Под веками его копилась влага, но он так устал, что даже слезы не текли из глаз, как он ни тер их ладонями. Бормотание в дальней комнате не смолкало. Оно продолжалось даже после того, как он вышел в коридор. Глупо, невыразимо нелепо ожидать, что чиновник из загробного мира явится по вызову к земным букашкам. Хирург поковылял на крыльцо: может, там будет легче дышать.
И увидел стоящего на гравийной дорожке чиновника. Того самого, который днем ранее привез в лечебницу вакцины от полиомиелита.
Пятнадцать
У хирурга душа ушла в пятки. Невероятно, подумал он, наверняка я обознался, — но сомнений быть не могло: это тот же самый чиновник. И даже синяя куртка-сафари на нем была та же, что и вчера.
Чиновник тоже его заметил, и хирург перевел взгляд на небо, притворившись, будто залюбовался утренним пейзажем, потом неслышно развернулся и ушел в дальнюю комнату.
У двери плечом к плечу сидели аптекарь с мужем. Учитель по-прежнему молился, закрыв глаза. Женщина, мальчик, новорожденная — все были такими же, какими он оставил их.
— Слушайте меня внимательно, — выдавил хирург. — Повторять не буду. Запритесь, и чтобы ни звука. И не показывайтесь, пока не позову, что бы ни случилось.
Учитель замолк и уставился на хирурга — сперва недоуменно, потом изумленно.
— Но как же… — начал он и осекся. Ладони его по-прежнему были молитвенно сложены у груди. Он никак не мог сообразить, в чем дело; жена его поднялась с кровати, закрыла створки двери и задвинула засов.
Аптекарь потянула мужа в аптеку, но хирург остановил их:
— Не сюда, — и указал на открытое окно в передней стене.
Аптекарь с мужем на цыпочках прокрались мимо автоклава в операционную. Хирург не помнил, выбросил ли лежавшую на столе плаценту, но сейчас уже думать об этом было поздно. Дверь за ними закрылась.
Лучше встретить чиновника сидя, решил хирург. Не дай бог, ноги подкосятся. Он машинально взглянул на автоклав, заметил мигавший на его крышке красный огонек, догадался, что тот вот-вот закончит работу, повернул выключатель и выдернул вилку из розетки, чтобы автоклав не напугал его неожиданным пронзительным писком.
Хирург вышел в коридор, направился было в приемную, но тут снаружи раздался хруст гравия, и он застыл лицом к выходу, расправил плечи, сцепил пальцы за спиной, прикусил изнутри нижнюю губу, чтобы не дрожала, и попытался придать лицу подходящее случаю равнодушно-удивленное выражение. Не успел он собраться с духом, как на пороге лечебницы показался чиновник. За спиной его синело небо.
— Доброе утро, доктор-сагиб. Я смотрю, вы всё хлопочете.