Женщина сделала два шага к сыну. Новорожденная девочка бессильно повисла на ее руке. Из-за спины хирурга вышла аптекарь и протянула руки, точно готовясь подхватить младенца, если тот вдруг упадет.

Несмотря на все запреты, женщина наклонила голову, нагнулась и попыталась схватить сына. Мальчик стиснул кулаки, спрятал их за спину. Мать несколько раз попробовала взять его за руку, а потом, отчаявшись, подхватила под мышку и потянула мальчика вверх, вынуждая подняться.

— Куда вы собрались? — удивился хирург.

— Прочь из деревни.

Учитель словно обезумел.

— Нет. Не надо. Не делай этого.

— Это еще почему? Все лучше, чем так: сидеть и ждать незнамо чего.

— Но тогда зачем мы вообще пришли сюда?

— Потому что ты нас обманул. — По лицу женщины рассыпались волосы, она попыталась убрать их, но не сумела, поскольку одной рукой держала младенца, а второй вырывавшегося сына. — Ты ведь ни о чем другом и думать не мог с той самой минуты, как мы очутились на том свете. Я-то еще пыталась найти утешение, уговаривала тебя и себя: нужно смириться с тем, что мы здесь оказались, не так уж все и плохо, как ты говоришь, мы должны принять свою участь, довериться богу, раз такова его воля. Тебе же втемяшилось в голову, как бы вернуться в мир живых. И для чего? Чтобы кто-то из нас ожил, а кто-то снова умер? Там мы хотя бы не разлучались.

Она дернула сына за руку.

— Папа, папа! — мальчик вцепился в раму кровати.

— Хватит. Перестаньте сейчас же, — потребовал хирург, но и ему не удалось ее успокоить. Женщина тянула сына, пока тот не выпустил железную перекладину. Сколько же сил придало ей отчаяние! Хирург преградил ей путь.

— Пожалуйста, остановитесь, подумайте хорошенько.

— Сагиб, я знаю, каково это, когда тебе перерезали горло. Каково умирать. Когда он только заикнулся об этом, об этой новой жизни, я испугалась того, что нам придется перенести, но все-таки согласилась. Я ведь как думала: ну ладно, потерплю одну ночь, а там будь что будет. А что же нам теперь остается? Только страх. Уже утро. Скоро будет день, потом ночь. И что прикажете делать, сагиб? Ждать боли? Лежать тут, пока наши повязки не пропитаются кровью? Нет, я так жить не хочу. Это не жизнь. Это хуже смерти. На том свете, конечно, плохо, но все лучше, чем так мучиться. Я не допущу, чтобы дети мои страдали.

Учитель протиснулся к жене.

— Умоляю, послушай. Я хотел, как лучше. Для нас всех.

— Так идем с нами. Вернемся вместе.

— Ты решила себя убить? Убить наших детей?

— Убить? Это каким же образом? Тут уже и убивать-то нечего.

Мальчик вывернулся из материных рук, бросился обратно. Она попыталась схватить его, но лишь царапнула ногтями его кожу.