Книги
Незавершенная революция
Тут еще надо понимать — возвращаясь к теме о соотношении сталинизма и троцкизма — что Сталин был убежденным милитаристом и не верил в революцию, за которой не стоит армия. В Германии, даже при сложении всех левых сил, армия была настроена против них, а к чему ведет такая политическая конфигурация, Сталин уже видел по войне в Испании, которая была не просто «гражданской войной», а мировой гражданской войной, ее репетицией. Именно на ее примере, когда мощные регулярные армии в клочья разнесли республиканские силы демократических левых со всеми их собранными со всего мира интербригадами, была видна несостоятельность троцкистской стратегии перманентной гражданско-советской революции против противника принципиально нового типа — мобилизованного милитаристского фашизма. Да, и опыт войны на просторах бывшей Российской империи убедительно показал, что успешная советизация происходила именно на штыках Красной армии, там же, где коммунисты не имели ее поддержки, они не сумели закрепиться.
Поэтому Сталин, конечно, ни в коем случае не отказался от мировой революции, он просто считал, что она будет следствием мировой войны и победит там, где ее на своих штыках насадит Красная армия. Так это и произошло в половине Европы, что на фоне разгрома сил демократических левых в Испании наглядно свидетельствует о преимуществе сталинистской стратегии милитаристского интернационализма, опирающегося на собственную империю, перед троцкисткой перманентной революцией советов, зависающей в воздухе.
Сталин просчитался, точнее, относительно просчитался (потому что из прочих большевистских стратегий его стратегия все равно оказалась наиболее успешной) лишь в одном — он считал, что Гитлер, ставший жертвой своих амбиций и эмоций, обрекших его на зависимость от СССР, будет безысходно, как он это делал два года с момента заключения пакта Молотов-Риббентроп, смотреть, как коммунисты продолжают свою экспансию в Европе и готовят свою армию к перевооружению под наступательную войну.
Когда констатируются эти вещи, забавно наблюдать за реакциями тех, кто с выпученными глазами и пеной у рта пытается убедить себя и других в том, что «мы ни на кого не хотели нападать». Но кто «мы» — вот ключевой вопрос во всей этой истории. Мы — Россия? Но никакой абстрактной России тогда не было — была Россия «советская», в конструкции которой Россия как страна и народ были подчинены политике и целям захватившей ее догматической глобалистской партии. И эта партия никогда не скрывала своих целей и не отказывались от них — распространить свою утопию на весь мир, начиная с Европы. Поэтому, если эти возмущающиеся хотят доказать, что «они» ни на кого не собирались нападать, пусть они прежде всего перестанут рассуждать с позиций абстрактной России и встанут на позиции правивших ей коммунистов-интернационалистов, а потом объяснят, почему для партии, изначально родившейся из борьбы за мировую революцию и во всех трудах своих идеологов обосновывавшей неизбежность продолжения классовой войны против мирового капитализма и фашизма, в том числе военной силой, было неприемлемо готовиться к такой войне, создавая для этого соответствующие армию и военную индустрию?
Ясно, что к риторике Отечественной войны, с апелляцией к «братьям и сестрам», «Александру Невскому, Дмитрию Донскому, Минину и Пожарскому» и т. д. коммунистам пришлось перейти только тогда, когда идеократическая империя была почти сокрушена неожиданным для них и самоубийственным, по его же логике, ударом Гитлера.
Но какие цели преследовал Гитлер, нападая на СССР? На этот вопрос есть два апологетических ответа от представителей антагонистических лагерей: первый — согласно которому Гитлер стремился завоевать на Востоке жизненное пространство с целью его беспощадной германизации и вытеснения с него славян, второй — согласно которому он всего лишь пытался отвести нависшую от Германии и Европы угрозу и, если и не желал освобождения народов России от коммунизма, то по крайней мере, не строил в отношении них колониальные планы. По итогам многолетних размышлений на сей счет я сегодня склонен считать, что истина находится где-то посередине.
С одной стороны, понимание геополитической логики Гитлера не позволяет воспринимать всерьез версию, согласно которой лидер, считавший для Германии самоубийственной войну на два фронта, решился на нее с целью завоевания нового жизненного пространства, условия для которого у него отсутствовали. На такой рискованный шаг Гитлер, конечно, мог решиться только по военно-стратегическим соображениям крайней необходимости, убедившись в том, что коммунисты готовятся к наступательной войне. Эти цели Гитлера в общем-то понимал и еще в 1945 году — до того, как в оборот вошла установка о колониально-геноцидных мотивах начала этой войны — признавал и сам Сталин.
Вот, что он говорил 9 мая 1945 года в обращении к советскому народу: «Три года назад Гитлер всенародно заявил, что в его задачи входит расчленение Советского Союза и отрыв от него Кавказа, Украины, Белоруссии, Прибалтики и других областей. Он прямо заявил: „Мы уничтожим Россию, чтобы она больше никогда не смогла подняться“. Это было три года назад. Но сумасбродным идеям Гитлера не суждено было сбыться, — ход войны развеял их в прах».
Конечно, ничего такого Гитлер «прямо», то есть, публично не заявлял. Официально нацистская Германия провозгласила своей целью «спасти весь культурный мир от смертельной опасности большевизма». Однако с формулировкой Сталина, безусловно, можно согласиться, учитывая то, что в ней речь идет не о германизации русской этнической территории, а о ликвидации России как империи и отторжении от нее указанных национальных окраин — эти цели разделяли все представители нацистского руководства, независимо от расхождений между ними, о которых пойдет речь далее.
Чуть позже, в своем знаменитом тосте за русский народ, произнесенном 24 мая 1945 года, Сталин будет еще более откровенен: «Какой-нибудь другой народ мог сказать: вы не оправдали наших надежд, мы поставим другое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам покой. Это могло случиться, имейте в виду. Но русский народ на это не пошел, русский народ не пошёл на компромисс, он оказал безграничное доверие нашему правительству».
То есть, как видно, тут он не просто не говорит, что русские в этой войне защитили себя от физического уничтожения и порабощения, как стало утверждаться после, а прямо считает, что вполне возможным исходом этой войны был сценарий, при котором русские свергли бы советскую власть и успешно договорились о мире с нацистской Германией, надо полагать из его предыдущих слов, на условиях отказа от национальных окраин.
Что же именно он имел в виду, говоря об этом?
Массовый саботаж в тылу «советской власти» и коллаборационизм на оказавшихся под властью немцев русских территориях в первые месяцы войны уже так же хорошо известны, как и невиданные доселе цифры сдавшихся в плен советских военнослужащих. Все это наглядно свидетельствовало о том, что значительная часть русского населения не считала «советскую власть» своей, несмотря на десятилетия промывания мозгов, а просто терпела ее, не имея сил противостоять ее террору. Однако помимо этого глухого отчуждения, саботажа и коллаборационизма проявило себя и активное, непримиримое сопротивление, воспрявшее на фоне крушения ненавистного режима.
Так, на территории Брасовского района Орловской области за две недели до прихода немецких войск власть установили местные антикоммунисты, которые встречали немцев не как пассивное население, а как самоорганизованная территориально-политическая единица. В результате на территориях части Орловской, Брянской и Курской областей размером больше Кипра или Ливана возникло «Русское государственное образование — Локотское окружное самоуправление», официально признанное Германией 15 ноября 1941 года. В нем были созданы своя правящая партия — Народная Социалистическая Партия «Викинг» и Русская Народная Освободительная Армия (РОНА), впоследствии влившаяся в состав немецких сил и растворившаяся в них по мере их отступления.
Схожей, хотя и гораздо меньших масштабов была автономная республика под руководством Михаила Зуева, возникшая в нескольких староверческих великорусских деревнях на территории Беларуси. Автономная самоорганизация донских казаков под протекторатом немцев и другие похожие инициативы уже нерусских народов в данном случае останутся за пределами нашего рассмотрения, однако, факты их наличия и их масштабы тоже давно и хорошо известны.
Тем не менее, если говорить о русской (великорусской) этнографической территории, такие русские военно-политические образования под немецким протекторатом характеризовались ярко выраженной локальностью. В силу чего они, уже не говоря о коллаборационистских административно-полицейских структурах в зонах непосредственной немецкой военной оккупации, никак не тянули на роль русской национальной альтернативы интернациональному советскому режиму, то есть русского аналога правительств Виши, Квислинга или Анте Павелича. Меж тем, очевидно, что сценарий, описанный Сталиным в его тосте, а именно заключение почетного мира с Германией, могла реализовать только общенациональная русская структура, на роль которой не тянули ни локальные русские образования, ни тем более русские коллаборационисты немецких оккупационных структур.
Чего же, судя по его тосту (и не только), так боялся Сталин, если такой структуры даже не было? Боялся он того, что она появится, потому что в этом случае на фоне дезорганизации советских структур у отвергших их русских могла появиться собственная некоммунистическая и в то же время не немецко-оккупационная, а национальная альтернатива. Но какие силы могли ее организовать?
Первый претендент очевиден — это антисоветская русская эмиграция, обладающая для этого необходимыми структурами и кадрами. Однако именно в силу этого немецкое руководство запретило русским эмигрантским организациям и кадрам (за отдельными исключениями) доступ на русские территории, с которых были выбиты коммунисты. Почему? Об этом позже, а пока о втором претенденте на указанную роль — русских советских военных, оказавшихся у немцев в плену, согласившихся на сотрудничество с ними и ставших известными как «власовцы» — по имени их лидера генерал-лейтенанта РККА Андрея Власова.
Феномен Власова и власовского движения, безусловно, требует обстоятельного изучения и освещения множества его аспектов, которые в силу ее ограниченного характера невозможны на страницах данной работы. Поэтому, читателям, не знакомым с фактологической стороной этой проблемы или знакомым, но исключительно через призму просоветской пропаганды (что есть одно и то же) лучше всего будет ознакомиться с фундаментальной работой современного российского историка Кирилла Александрова «Генералитет и офицерские кадры вооруженных формирований Комитета Освобождения Народов России 1943–1946 гг», фактически запрещенной в РФ.
Если очень кратко, важно понять, что боевой офицер, кавалер высших орденов, участник двух войн, защищавший от немцев советский Киев и успешно вышедший из окружения, потом оборонявший Москву, генерал-лейтенант Власов, согласившись на сотрудничество с немцами (и важно, какими именно, о чем дальше), отнюдь не выбрал для себя самый легкий путь, то есть, смалодушничал, как это обычно представляется. Как показывает Александров, большинство советских генералов, получивших и отвергших подобные предложения, пережило плен, дождавшись окончания войны, и благополучно вернулись и устроились в СССР. В отличие от них генерал Власов и другие последовавшие за ним высшие советские офицеры ставили на кон все при крайней сомнительности своих перспектив, учитывая что Власов даже в период наибольших успехов немецкой армии не верил в ее победу, если ставка в борьбе со Сталиным не будет сделана на сам русский народ. К слову, сам Власов не сдавался в плен немцам — он был захвачен местными жителями деревни Туховежи во главе с русским старостой, перешедшими на сторону немцев и потом выдан им, что для генерала стало одной из многочисленных иллюстраций «народной любви» к «советской власти», которую он не раз наблюдал. Не сдавался он в плен и советским войскам, а, находясь в полулихорадочном состоянии из-за болезни и высокой температуры, будучи разоруженным американцами не мог дать отпор вырвавшей его из под носа американцев в Чехии советской группе захвата.