— Лучше б ты в меня её кинула, — спокойно сказал Дубовский, имея в виду тарелку. — Я мягкий, не разбилась бы.

— Да уж, мягкий, — проворчала я и, почему-то, покраснела.

Под внимательным взглядом Дубовского стало неуютно. Немедленно захотелось шлёпнуть его здоровой ногой по лицу. Я представила, как делаю это — и закусила губу от приступа удовольствия. Какое-то садистское удовлетворение затеплилось в груди при мысли о таком.

Пока я шипела и ругалась вполголоса, он с какой-то повышенной осторожностью, словно я была фарфоровая кукла и могла треснуть от одного резкого нажатия, обрабатывал порез.

— Теперь никакой заразы. — С этими словами Дубовский легонько подул на рану, пристально глядя на меня снизу вверх.

Совершенно смутившись, я опустила голову, занавешивая волосами лицо.

— Тебе тоже не помешает, — мстительно сказала я, чтобы он перестал так таращиться. Да и злость никуда не делась, просто на время свернулась тугим комом в центре живота. — Только не на ногу. А то мало ли, какие подарки приносят твои зубные феи.

Дубовский запрокинул голову и бессовестно захохотал.

— Киса, — сказал он, всё ещё держа мою щиколотку, и от этого прикосновения немного щекотало нутро, — ты что думала, бортанёшь меня, так я разноюсь и в монастырь удалюсь? Фиктивный брак на то и фиктивный.

Я зло сощурилась, теребя длинную прядь в руке. Тарелочные осколки на полу никак не желали складываться в слово «вечность».

— Получается, — с наигранной рассудительностью сказала я, — мне тоже так можно? Днём отыгрывать твою парадную жену, а ночью фестивалить, с кем заблагорассудится?

Дубовский застыл. Пальцы его сжались, как клещи, стискивая щиколотку. Я испуганно вцепилась в края стула.

— Нет, не получается. — Он жутковато улыбнулся, и от этой улыбки мороз драл по коже. — Если ты не хочешь оставить за собой кровавый след.

— Это угроза? — Голос, что удивительно, не дрожал, хотя внутренне я тряслась, как загнанный волками зайчонок.

— Не тебе. Всякому, кто посягает на мою собственность. Кто решает забрать у меня то, что мне принадлежит.

— Ты звучишь, как психопат.

Он не обратил внимания на мои слова, только плечами пожал. Я видела, что до конца Дубовский ещё не протрезвел, поведение, жесты, речь отличались от того, что происходило обычно. Он казался одновременно человечнее и ужаснее, словно живущие в нём эмоции нашли ход на поверхность и сдержать их было нечем.

— Ты же не серьёзно? — продолжала допытываться я, встревоженная этой переменой. — Ты же не станешь на самом деле убивать людей за это? ЭЙ! Скажи хоть что-нибудь! Максим!

— Впервые назвала меня по имени, — заметил Дубовский, закручивая резко пахнувшую склянку. — Вот, что для этого нужно было, всего-то пригрозить мокрухой… — Он хитровато посмотрел на меня и прищёлкнул языком. — Не забивай свою милую головку, киса. Меньше знаешь — быстрее выйдешь.

— Откуда?