Наконец Наташа заговорила сквозь слезы:

– Если бы я знала, Александр, что у тебя назначено на балу свидание с Керн, ни за что не поехала бы туда. Что будут говорить теперь в обществе?

– Я презираю это общество… – нахмурился задетый муж, – и ты прекрасно об этом знаешь. А о моем свидании с Керн смешно говорить. Спроси Елизавету Хитрово, и она тебе скажет, что встретился я с Керн случайно.

– Не хочу я никаких твоих встреч с Керн, – ревновала Наташа, – она известная кокетка, и в обществе могут подумать, что ты ее предпочитаешь мне. Не хочу…

– Полно тебе зря ревновать меня к Керн, – сердился муж, – это глупо. А вот гораздо хуже и даже непростительно тебе, что ты даришь Дантесу какие-то щедрые любезности. С какой стати? Этот щеголь сдуру вообразит себя героем и, наверно, всем будет хвастаться своей быстрой победой над Пушкиной.

– Дантес очень мил и остроумен, – возразила жена, – дамы от него все в восторге. Катенька влюбилась.

– Катенька свободна влюбляться, а ты будь осторожна, – предупреждал поэт, – ты носишь мое имя и обязана быть сдержаннее со светскими ловеласами, не достойными твоего даже обрезанного ногтя. Или тебе еще недостаточно комплиментов со всех сторон? Или недостаточно моей любви? Не понимаю. Ведь у тебя семья, дети, дом. Нет, милая моя, я убедился, что на тебя дурно действуют эти балы и пора нам их оставить… Пора…

Наташа всполошилась:

– Ну, тогда слушай, Александр. Скажу всю правду. Ничуть балы на меня дурно не действуют. Ни капельки. Вот доказательство: Дантесу я не только не сказала в ответ ни одной любезности, но и не подумала об этом. Слишком много ему чести – он не император. А те любезности, что ты слышал в гостиной, я сказала нарочно, из ревности к Керн. Дантес оказался достаточно умен и быстро сообразил, в чем дело. И даже обиделся, что я отняла у него единственные два или три комплимента. Право же, он забавен, весел, болтлив, как настоящий француз, и, главное, очень хорошо танцует. Вот и все.

Наташа призывающе улыбалась.

Пушкин подошел к ней:

– Ну, прости, женка, прости. Не будем больше ссориться, дуться из-за пустяков. Вот и прекрасно.

– А на балы поедем?

– Танцуй себе на здоровье! – смеялся поэт. – Пока не промотаем окончательно все наше состояние.

– Необходимо ведь вывозить сестер, – оправдывалась Наташа, – а иначе они засидятся в старых девах. Ведь это ужас! Посуди сам. Я их безумно люблю и дала честное слово маменьке и себе выдать их замуж.

– А женихи их влюбятся в тебя, – предсказывал поэт, – и заварится каша. Мне же придется ее расхлебывать. Впрочем, делай как знаешь, но помни, что у нас долгов пятьдесят тысяч…

– Ну ничего, ничего, – гладила Наташа верную руку мужа, – я убеждена, что какое-нибудь чудо спасет нас и мы разбогатеем…

– Одно только чудо спасет, – тяжело вздохнул поэт, – если мы сумеем вырваться из этого вражеского плена и уедем навсегда в деревню.