– Нашла чего?

– Чайник предлагаю, – ответила за Глину старушка, суя в руки охраннику свой товар, – а девочка не хочет брать.

– Значит, фигня твой чайник, – ответил Глеб и оттолкнул старушку, но сам вдруг упал и забился в конвульсиях.

Моментально вокруг него образовалась толпа, которая суетилась, охала и мешала. Стали звать на помощь, кликнули врача. Глина растерялась, глядя на Глеба, который не выпускал из руки ручку чайника. Потом опомнилась и выбралась из толпы.

– Вот тебе и фигня, – сказала старушка, – это тебе, девочка, показательное выступление. С огнем играешь, как и все мы. Должна последствия понимать. Охранник твой – засланный казачок.

Глина посмотрела на торговку. Она, кряхтя и бормоча, собирала скарб, взваливая клетчатую сумку на тележку.

– Глебу помоги, – сказала Глина, кивая на лежащего охранника.

– Ничего с ним не случится, такого из мортиры не убьешь, а не то, что чайничком приворотным для сбора бабской лунной крови, – ответила старушка, катя впереди себя тележку, –вспомни, зачем живешь, чего не доделала? А вообще, лучше бы тебе на хутор.

– Почему я тебе верить должна? – бежала Глина за шустрой старушкой.

– Хочешь – верь, а хочешь – не верь, – буркнула та, заворачивая с площади к выходу, – только никуда тебе не деться. Сколько веревочке не виться, а конец будет. Вот только конец свой человек сам выбирает.

Старушка скрылась их виду, а Глина смотрела ей вслед. Размахивая руками и крича, навстречу ей бежал Гомон.

– Куда ж ты, девочка моя, – причитал Гомон, – я думал, что с тобой что-то случилось. Ты из виду пропала! А Глеб-то, Глеб… У него эпилепсия, оказывается, я сроду не знал. Хорошо, что вот так вышло, выявилось в самый безопасный момент.

– А что, над нами есть какая-то угроза? – угрюмо спросила Глина.

– Ой, девочка моя, в какой стране живем, в какие времена… – запричитал Гомон, увлекая за собой Глину к противоположному выходу.

Когда Глина проходила мимо места, где она оставила Глеба, толпа уже разочарованно разбрелась. Антикварного чайничка нигде не было видно, видимо, его «Скорая» увезла вместе с Глебом.

После этой поездки в Ярославль командировки прекратились. Глина много думала о том, с кем пересекались ее пути. Никто из встреченных ею людей не был тем, за кого себя выдавал. Отец был себялюбом, следователь Купцов – чинушей, владелица агентства «Смарагда» – прохвосткой, Евгений – наркоманом, Гомон – мистификатором. Пожалуй, только Шмурдяк не скрывал своей бандитской сущности, да и покойный Берест был честен с Глиной. Что до Тима, то он был просто слабаком, а Глина навыдумывала о нем всякого. В каждом она искала защиту и тыл, но все они были для нее чужими.

Глина чувствовала, что затишье, наступившее в ее жизни временное, и ей надо избавляться от бремени, которое прикидывается дружбой и помощью. В ней мучительно зрело решение довести дело до конца: наказать Пасечника и разрушить его поганый улей.

Раздумывая о том, как следует действовать, Глина ощущала небывалый прилив сил и лихорадку поспешных решений, но она знала, что Гомон наблюдает за ней и в чем-то подозревает. Старик не сделал ей ничего плохого, наоборот, стал ее покровителем и работодателем. Но был ли он честен с ней во всем? Она же знала, что он работал на «Божью пчелу». Почему же не сообщил Пасечнику о ней до сих пор? Или сообщил?

Однажды она спросила Гомона насчет «Божьей пчелы», но тот рассердился и ответил, что с таким мерзавцем, как Пасечник он дел больше не имеет. Также он сказал, что Глине бояться нечего, потому что пока она рядом с Гомоном, он защищает ее от происков врага человеческого. Слушая эти сказки, Глина укреплялась в мысли, что Гомон не был никаким хранителем и блюстителем, а только напускал таинственности, сочинял истории про мировой баланс добра и зла.

Глина жалела, что мало расспросила Оржицкого о записках его бабушки, и что все свои знания ей приходилось добывать личным опытом. Ей было необходимо, как можно больше узнать о том, на что она способна, но Глина не знала, кто и как мог бы ее просветить на этот счет. По наитию она стала много читать, перебирая в лавке все книги по мистике и оккультизму. Гомон с улыбкой наблюдал за ней, не вмешиваясь в ее процесс самообучения.