Оржицкий жестом пригласил его к столу, где стояли майоликовые мисочки и горячий котелок с торчавшим из-под крышки черпачком.

– Аркадий Аркадьевич Гомон, антиквар, – представил Оржицкий посетителя Глине. Гомон уселся рядом с Глиной, в глазах которой мелькнул слабый интерес к старику.

– А вас как зовут, милая барышня? – осведомился он с улыбкой, словно не замечая обезображенного лица девушки.

– Галя, – ответил Оржицкий за Глину, продолжая хмуро шинковать овощи для салата, – вы с какой целью сюда заявились, посланник Фауста?

– Видите ли, вы напрасно считаете меня посланником Фауста, – ответил гость, – я приехал в гости. Вот отобедаю у вас да и заберу милую барышню с собой.

Оржицкий снова отложил нож и уже с беспокойством посмотрел на гостя. Глина молчала, только смотрела красными обожженными веками на старика и медленно моргала.

– С чего вы взяли, что Галя с вами поедет?

– Ах, как дивно пахнет ваш суп! – зажмурился от удовольствия гость и хитровато улыбнулся, словно не замечая вопроса, – это же пшенный суп, со шкварками и сухарями? В моей юности он назывался кулеш. И варился непременно в котелке. А некоторые кладут в котелок говяжью тушенку, но вы, молодой человек, не берите с них примера. Это уж совсем ни к чему, вы мне поверьте. Только свиные шкварки, и пучок укропа! Никакой новомодной кинзы, да еще такой, с фиолетовым оттенком. Знаете, как она темнеет в кипящем бульоне? А для вкуса еще можно бросить в кулеш несколько перчинок, этот душистый горошек будет вполне уместен. Словно черный бисер!

Последнюю фразу старик произнес без улыбки, довольно громко и даже с нажимом. Глина и Оржицкий вздрогнули и в неподдельном страхе посмотрели на господина. Он уже не улыбался, а его худая и костлявая ладонь накрыла обожженную кисть Глины.

– Кто вы на самом деле и что вам надо? – спросил Оржицкий, скрывая дрожь в голосе.

– Я смотритель, механик и сторож, – неожиданно ответил гость, – если что-то идёт не так, как задумано, я исправляю.

– Глина не пойдет с вами, – с угрозой в голосе сказал Оржицкий.

– Это решать не вам, – ответил старичок, пристально глядя в глаза девушке, – а ей. Может, она меня и вспомнит…

– Я пойду, – вдруг произнесла Глина, – я вспомнила.

Оржицкий подошел к девушке и, не обращая внимания на старика, обнял Глину за хрупкие плечи, что-то зашептал на ухо, но она отстранилась. Встала из-за стола и ушла в дом.

Оржицкий пошел следом, пытаясь объяснить ей, что она совершает страшную глупость, но в ответ Глина показала на свою поврежденную огнем кисть. Недвижимые раньше пальцы теперь сжимались и разжимались.

Тем временем гость нахально распоряжался за столом. Он налил кулеша в мисочку до краев, положил на хлеб половинку огурца и стал с аппетитом жевать. Опорожнив мисочку, он воровато оглянулся, вытер дно хлебным мякишем, а потом сжевал его, жмурясь от удовольствия. Неизвестно откуда пришла хромая рыжая кошка и потерлась о ноги незнакомого ей человека, рассчитывая на угощение. Гомон, снова оглянувшись по сторонам, достал нагрудного кармана плоскую коробочку, высыпал на ладонь мелкую белую бисеринку. Кошка розовым язычком слизнула пилюльку и пошла прочь. Дойдя до калитки, кошка перестала хромать, а облезлый хвост приобрел совершенно беличий пушистый вид. Старичок радостно засмеялся и потер ладони.

Тем временем, Глина вышла из домика, на ней было то же самое старое платье, в котором она приехала с Оржицким из больницы.

– Вы налегке? – спросил Гомон, – где же ваш ридикюль или чемодан?

– Всё сгорело, – просто ответила Глина.