– В эту живодерню? Ну, уж нет. Увольте.

Гомон странным взглядом одарил Оржицкого, словно припоминал что-то.

–Ах, вот оно что, бывший пионер Фенькин. Значит, это вы пошли на сделку с Фаустом, и получили в итоге кукиш, – расплылся он в глумливой улыбке, – может, сейчас как раз настало время выторговать то, чего вам не додали?

–Предложенный вами план меня не устраивает, – в том же тоне ответил Оржицкий, потеребив куклу, добавил, – благодарю за внимание.

Раздосадованный встречей с антикваром, Оржицкий прибыл в больницу к самому обходу больных, после которого доктор сообщил об ухудшении состояния Глины. Дождавшись его ухода, Тим вошел в палату. Дрожащими руками, не обращая ни на кого внимания, он вытащил куклу из пакета и сунул ее в руки Глины. Соседка по палате приподнялась на локте и с интересом посмотрела на Тима, потом громко охнула. Она заголосила, когда Глина захрипела и выгнулась дугой на кровати. Тим и сам испугался, не будучи уверенным в правильности своего решения. Глину словно подбрасывала какая-то неведомая сила. На ноги повскакивали обе соседки, причитая и крестясь.

В палату вбежала медсестра и кинулась к Глине, но Тим схватил ее за плечи и не пустил дальше двери. Изумленная медсестра протестовала и кричала на обезумевшего бородача, но вскоре Глина успокоилась, задышала ровно, и Тим отнял свои руки. На крики прибежал охранник. Медсестра выдрала куклу из пальцев Глины и отбросила, как дохлую крысу, в угол комнаты, а охранник вывел Тима из палаты.

О состоянии Глины Оржицкий узнал только на следующий вечер, так как в больницу его не пускали. Он дождался после смены врача на прибольничной парковке для автомобилей.

– Полицию бы вызвать! – с осуждением заявил врач, садясь в автомобиль, но Тим придержал дверь, не давая врачу уехать.

– Вы ошибаетесь на мой счет, я знаю, что делаю.

– Ей лучше, жить будет, – сердито ответил доктор и оттолкнул руку Тима.

***

Глина пробыла в больнице два месяца. За это время Оржицкого впустили к ней в палату только раз, когда она спала. Не подходя к кровати, под пристальным наблюдением медсестры, он увидел, что лицо девушки обезображено, как и руки.

– Волосы вырастут, но неровно, – сообщил недовольным голосом врач, – брови не восстановятся, слишком крупные рубцы. Один глаз будет хуже видеть. Два пальца на левой руке больше не будут сгибаться. Ожоги на плечах и шее зарубцуются, будут многочисленные шрамы. Голос изменится, скорее всего, она будет какое-то время говорить шёпотом.

– Помогут ли пластические операции? – спросил Тим дрожащим голосом.

Врач пожал плечами.

– Я не делаю прогнозов. Тут множество факторов. Главное, что мы сохранили ей жизнь. Особенно пострадала левая рука, я боялся, что будет некроз и как следствие – ампутация. То, что мы сохранили руку – большая удача. Девушка молодая, сильная. Боролась, как могла. Жаль, что родные не помогали ей, даже не приехали ни разу.

– Она сирота, – неуверенным голосом сказал Тим.

– Кто же будет ухаживать за ней после выписки? – спросил врач, недоверчиво глядя на Тима.

– Кроме меня –некому.

– Из вас своеобразная сиделка, – покачал головой врач и протянул цветную брошюру «Уход за ожоговым больным».