Книги
Нематериальное наследие. Карьера одного пьемонтского экзорциста XVII века
Аналогичная неопределенность имеет место в отношениях соседства. Речь не идет о соседстве по месту жительства, которое не представляется мне существенным для маленького и скученного местечка, где оно в любом случае тесно пересекалось бы с отношениями родства. Я говорю о соседстве, обусловленном границами частных наделов. Оно гораздо больше, нежели родственные связи, объединяет людей — чисто экономическими интересами, выгодами обработки земли и глубинной тягой к ее возделыванию хотя бы в мизерных масштабах.
Отсутствие отношений установить проще: покупатели часто отличаются от продавцов рангом, местом проживания или происхождения, хотя, естественно, при просопографической реконструкции цепочек связей некоторые из них могли остаться незамеченными.
Итак, речь идет о тенденциях, о группировании данных. На мой взгляд, результаты четко указывают на существование действенного правила, работающего при обороте земли: наличие обоюдных обязательств влияло на уровень цен и на характер сделок.
9. Попытаемся теперь вычленить элементы, составляющие эту модель. Перед нами ситуация, в которой происходит обмен землей относительно низкого качества, цены подвижны и не зафиксированы, общий оборот дробится на огромное количество сделок, не связанных между собой и основанных на межличностных или, лучше сказать, межсемейных отношениях. Пропорция спроса и предложения случайна, и каждый акт обмена определяется не конкуренцией между продавцами, а личными контактами продавца и покупателя. Тем не менее на этом рынке, лишенном спроса, можно выявить правила, позволяющие объяснить различия в шкале ценностей социальной дистанцией. Прежде всего следует повторить, что земля, фигурирующая на рынке, разделена на мельчайшие участки и что гипотеза о существовании некоей стратегии организации этого разделения отсутствует, поскольку такая организация невозможна. Зачастую расстояния между удаленными кусочками земли не позволяют их обрабатывать, поэтому нередки случаи, когда они продаются из‐за невозможности их использовать. Логика организации наделов проявляется только в обменах между соседями или, в редких случаях, между лицами, которым каким-то образом удается приблизить друг к другу сильно разбросанные полоски земли. В остальных случаях продажа всегда по какой-то причине вынуждена: из‐за потребности в еде, кризиса жизненного цикла семьи, распада живущих вместе групп по причине болезней или смертей. Теперь представим, что наш продавец выходит на рынок со своим участком: кто захочет его купить?
Родственники к этому моменту уже использовали бы другие средства, чтобы помочь продающему: одолжили бы ему денег или продуктов, дабы он смог пережить тяжелые времена. Никто не станет пользоваться трудным положением сородича, и к тому же приобретение его земли не решит проблему взаимопомощи внутри рода. Вот пример. В 1681 г. один кузен выплачивает другому 113,5 лиры, высокую цену, за 37,3 таволы земли. Но это лишь заключительный акт в цепочке уже состоявшихся обменов и выплаты долгов. 45 лир за свиней, уступка которых в 1680 г. осталась неоплаченной; 9,10 за оставшийся с 1678 г. долг по другим свиньям; 6 лир за лекарства; 20,10 лиры за денежный заем; 4,10 лиры долг за 3 эмины овса; 1 лира выдана землемеру за его работу, 0,10 лиры нотариальные расходы и, наконец, только 26,5 лиры вносятся непосредственно в момент заключения контракта[89].
Другой пример: теща Стефано Боргарелло должна ему 265 лир, «каковой долг образовался по причине расходов на питание, предоставлявшееся ей постоянно в течение девяти месяцев в истекшем 1695 г., включая 17 лир на покупку для нее шубы; 11 лир выплачены сборщику налогов; на 6 эмин зерна пшеницы ушло 28 лир, а остальные деньги пошли на расходы по случаю вышеупомянутой ее болезни, продолжавшейся семь месяцев; и 20 лир были уплачены аптекарю данного местечка за рецепты и лекарства из его лавки, посылавшиеся ей же». Зять «многократно» просил о возмещении, и она «не зная, как его выплатить, принимая во внимание бедствия настоящего времени и убытки, понесенные из‐за текущей войны» решает продать кредитору принадлежащий ей небольшой участок луга за непомерную цену[90].
Это только примеры, в которых подробно рассказана предыстория сделки по продаже земли. Впрочем, многие другие контракты, безусловно, обладают схожими характеристиками, хотя это и не всегда очевидно: нотариус регистрирует лишь заключительную стадию в мириадах остающихся в тени сделок, формализованных или устных транзакций, содействий и обменов, приводящих к акту продажи. Таким образом, это единственный этап взаимодействия, оставляющий свой след. Он создает искусственную завесу, заслоняющую историю обоюдных шагов среди родных. Символические факторы и элементы, закреплявшие ряд положений и ролей, вносят свой вклад в формирование фиктивной цены — фиктивной хотя бы в том смысле, что нотариальное заверение — это лишь заключительная часть сделки, в которой социальная сторона преобладает над материальной. Не случайно продажа является ответом на длительный однонаправленный процесс, характеризующийся временнóй, количественной и качественной неопределенностью, испытываемой в ожидании компенсации.
В общем, цена, сформированная в семейном кругу, есть только завершение цепочки услуг, более или менее монетизируемых и остающихся от нас скрытыми. Это обстоятельство подтверждается тем, что очень высокий процент сделок купли-продажи происходит без прямых денежных выплат: в нотариальном акте описывается переход владения землей в счет сумм или услуг, полученных в прошлом. Нам эта цена представляется высокой, поскольку мы можем отнести ее лишь к последней транзакции с землей, обычно единственной зафиксированной в документе. Универсальная обоюдность действий между родственниками оставляет следы, похожие на следы сбалансированной обоюдности безликого обмена благами: разницу мы замечаем только благодаря уровню цен.
10. Напротив, действия соседей лучше вписываются в логику сбалансированной обоюдности. Под соседями мы понимаем тех, кто владеет участком земли, граничащим с наделом, ставшим предметом сделки, и, таким образом, явно заинтересован в возможном приобретении и в том, чтобы воспользоваться ситуацией для организации некоего подобия оптимизации. На рынке, лишенном спроса или со слабым спросом, у соседей всегда есть мотив для покупки земли, которая может попасть в чужие руки. Впрочем, этот механизм лишь с натяжкой можно сравнить с механизмом обезличенного рынка: здесь более, чем при любой другой сделке, существует вероятность, что предложение найдет заинтересованных приобретателей. Разумеется, разброс цен подтверждает, что речь идет о достаточно искусственном процессе, поскольку социальная категория соседей — наименее однородная, наиболее внешняя по отношению к другим типам связей, наиболее противоречивая, так как соседство порождает трения и конфликты по поводу границ и в то же время — солидарность и трудовую взаимопомощь.
Тем не менее именно здесь цена более всего
Однако цены рушатся, когда в роли приобретателя выступает посторонний. В годы кризиса крестьяне не находят покупателей ни среди родственников, ни среди соседей, также затронутых спадом, но они все равно выставляют на продажу свои бедные, никем не востребованные земли. Как организовать спрос? В подобных ситуациях в наших контрактах появляются местные нобили или нотабли из окрестных городов, с которыми крестьяне связаны тысячами нитей зависимости, клиентелы, услуг. Эти лица располагают богатством другого уровня и наделены властными функциями; они могут помочь, непосредственно жертвуя денежные средства или продукты питания. Впрочем, это подходит не всем, и как только связи несколько ослабевают, покупка ненужной, плохо поддающейся обработке, непригодной для сдачи в аренду и в издольщину из‐за неудобного расположения земли становится политическим действом, которое является выражением патернализма и клиентских связей, а также вписывается в рамки заботы о престиже именитого гражданина. Но цена в данном случае — это благотворительная цена, низкая цена отрицательной обоюдности.
Если мы обратим внимание на аспекты благотворительности, характерные для земельных приобретений местных синьоров или городских буржуа, то увидим, что и здесь присутствуют черты универсальной обоюдности — не эмоциональные проявления родственной солидарности, а более отстраненные жесты, подтверждающие ранг и престиж покупателя посредством демонстрации щедрости, содействия в беде. Следует повторить, однако, что наш анализ искусственно ограничен одним видом блага, землей, и из него исключены другие, более бескорыстные формы благотворительности. Как следствие, относительная неопределенность временных параметров и способов компенсации, характерная для отношений обоюдности между родственниками, сменяется здесь управляемым актом пожертвования, временной аспект которого обуславливается двусторонним потоком благ: немедленной выплатой небольшой суммы в обмен на землю низкого качества, при этом обязательства сторон выливаются в своего рода взаимный шантаж. В иных случаях универсальная солидарность, сопряженная с различием рангов, проявляется лучше; здесь же отъем земли, оплачиваемой по минимальной цене, придает сделкам черты обезличенного насилия, присущего отрицательной обоюдности[91]. Это благотворительность, искаженная в условиях общества, движущегося к полной коммерциализации, в котором интересы контрагентов прямо противоположны и каждый из них ищет выгоды за счет другого. Соображения ранга и престижа противостоят сиюминутной потребности выжить.
11. На графике II прослеживается кривая движения цен на землю; здесь цены еще не дифференцированы, и их разброс, по-видимому, несколько сужается в ходе кризиса 1690‐х гг. В целом наблюдается тенденция к снижению и образованию групп. Я вкратце остановлюсь на этом пункте, чтобы упомянуть еще об одной оптической иллюзии, порождаемой нашей документацией. Если мы вернемся к предыдущему разделу и перейдем к графикам III и V, то нас ожидает сюрприз: цены на землю, проданную родственникам, и на землю, проданную посторонним, взятые по отдельности, движутся параллельно и вверх. В годы кризиса рынок пережил новую трансформацию, то есть сделки между родней сократились, потому что большая часть семейных ресурсов, которые можно было использовать для внутреннего обмена, оказалась исчерпана. При этом продажи посторонним лицам умножились: бедные крестьяне чаще обращаются к синьорам за получением необходимой помощи и, возможно, выставляют на торг несколько более привлекательные участки, или же отрицательная обоюдность благотворительности предлагает более высокую цену, опять-таки вступая в противоречие с законами обезличенного рынка. Изменение числа покупателей, сопровождающееся процентным уменьшением родственников и увеличением посторонних, приводит к общему снижению уровня цен при их реальном повышении для каждой из двух категорий приобретателей по отдельности.
Именно в этой ситуации на исходе столетия и появляются операторы
Углубленное изучение этой проблемы завело бы нас слишком далеко. Во всяком случае, ясно, что, определяя цену или доходность земли, землемеры герцога Савойского должны были оказаться в затруднении, прежде чем прийти к компромиссу — разумеется, монетизировать все что можно, дабы, помимо прочего, дать импульс к более широкому вовлечению деревни в рыночные отношения, монетизировать на очень низком уровне, который хотя и искажает реальность, но способен отразить ее целиком. В сущности, это было безобидное искажение, поскольку задача заключалась в создании единообразной описи, на основе которой можно рассчитать размер налога, меняющийся из года в год.
Однако как соотносились цены на землю, о которых мы долго рассуждали, и ее рентабельность до проведения кадастровой описи в конце XVII в.? Мы можем оценить соотношение цен и доходности с помощью данных, предоставлявшихся местными экспертами в случае проведения земельных сделок. Таких случаев было несколько десятков, и в них указывалась вымышленная в вышеописанном смысле цена, которая тем не менее, вероятно, являлась реальной, во всяком случае рассчитываемой с большей точностью рентабельности. Предположим, что доходность составляла около 5 % стоимости — это соотношение считалось экономистами XVI–XVII вв. нормальным, оно обеспечивало «окупаемость» земли за двадцать лет.
Данные наших оценщиков сильно отличаются от приведенных выше сведений, они колеблются между 6,50 и 37,28 %, а средняя величина составляет 15 %. Конечно, если речь идет только о господской части, эти цифры нужно делить пополам, но если говорить о крестьянских наделах, эта земля обеспечивала возврат своей стоимости примерно за семь лет, хотя расчеты в денежном выражении, вероятно, не велись и доля трудозатрат здесь не учитывалась. Наше исследование можно подытожить следующим образом: разброс цен был широк и определялся социальной дистанцией между контрагентами, но в сравнении с реальным или теоретическим количеством денег, которое могло быть выплачено за валовой продукт рассмотренных хозяйств, цены оказались весьма низкими.
Итак, низкие цены и низкие оценки лежат в основе определения кадастровых значений пьемонтского
12. Может показаться, что мы удалились от ценностей, которые питали фамильную солидарность в случае с издольщиками, но это не так. Трудно понять стратегии отдельных ответвлений семьи бедных крестьян: они редко обращались к нотариусам, угроза голода и нищеты постоянно обрезала нити биографической и документальной преемственности, виды их деятельности сложно дифференцировать — все это заставило меня соразмерять значение и размах совокупности их связей с непростым отношением к земле, основе их существования. Неразрывное сцепление потоков материальных ценностей и социальных обязательств, как мне кажется, ставит земельный рынок вровень с другими механизмами в сообществе и демонстрирует приоритет поисков безопасности в групповой солидарности перед рискованными формами индивидуального самоутверждения. Однако я пытался показать, что отношение к земле не было идеологически однородным: разные группы внутри и вне общины использовали различные модели, не отдавая себе полного отчета в дистанции между предположениями и последствиями. Сложность организации общества проявлялась в изменчивости конфигураций, в запутанном клубке систем, норм и правил поведения, которые сосуществовали, но не совмещались, будучи скрытыми за внешней ригидностью социальной сетки, имевшей четкие границы.
Структурный анализ двух фундаментальных аспектов, земельного рынка и семейных стратегий, указывает на ряд нормативных принципов, на которых строилось сообщество: моральное единообразие, подтачивавшееся противоположностью интересов в разных и неоднородных ситуациях, в практике конкретных действий представителей каждого социального слоя. Отсутствие большой семьи, живущей под одной крышей, не является характерным признаком модернизирующегося общества, в котором сложность системы должна соседствовать с растущей институциональной специализацией. Наличие денежного обращения наряду со скоростью оборота земель также не свидетельствует о господстве стремления к максимизации монетарных доходов. Пример сантенского сообщества скорее говорит о выработке активной стратегии защиты от неопределенности, которую постоянно порождают непредсказуемость аграрного цикла и трудности контроля политической и социальной сферы. Это именно стратегия: задача не только в том, чтобы противостоять природе и обществу, подвергаясь минимальному риску, — прилагаются постоянные усилия для более эффективного прогнозирования событий, для избавления от фатализма, преследующего отдельные семьи и изолированных индивидов. Цель такой стратегии — формирование активной политики человеческих отношений и обеспечение относительной безопасности, социальной динамики и экономического роста.