— Ты права, это из-за укуса, но ты ни в кого не превращаешься, не переживай…
— Тогда что происходит?
— Ты хочешь меня. Твое тело зовёт волка.
Мне понадобилась целая вечность, чтобы заставить лёгкие сделать вдох. Спустя ещё одну вечность я моргнула и получила хоть и секундную, но паузу, передышку от испытания темным взглядом.
Молнии, напоминающие зарницы, без устали освещали фантасмагоричными всполохами нашу маленькую спальню и я отчётливо видела глаза Никиты, но не могла точно определить, что они выражали.
Желание? Возможно, но я не уверена.
Жалость? Точно нет. Скорее, сопереживание.
Страх? Если только его слабые отголоски.
Но вот чего во взгляде Никиты было в избытке, это нежности и, кажется, любви.
— Никита, — голос дрогнул и сорвался на интимный шепот, и я умолкла, сама до конца не поняв, что хотела сказать.
— Я знаю, — с его охрипшим голосом дела обстояли ещё хуже и разговор, опять-таки, дальше не пошел.
Я напряжённо всматривалась в нависшее надо мной лицо, выискивала признаки неуправляемого зверя, напавшего на меня в собственной квартире, но их не было. Никита, несмотря на безумие момента, казался спокойным и непривычно взрослым, мудрым что-ли.
— Боишься? — он скованно улыбнулся и по нервному движению уголка губ я поняла, что его спокойствие только маскировка. Он тоже волновался.
— Не знаю, — честно ответила я, прикрыла глаза и с наслаждением вдохнула запах его тела.
— Настя… — Щеки коснулся его подбородок, потерся, посылая дополнительные мелкие разряды к горящему огнем позвоночнику.
Сухие губы прижались к виску, помедлили и отправились в неторопливое путешествие по всему лицу, оставляя без внимания только мои губы. Это показалось странным и даже обидным. Он не хочет целовать меня?
— Насть, — позвал тягучий голос. — Все хорошо? Тебе, кажется, неприятно.
Что? Мне неприятно? Да я тут растеклась растаявшим мороженым, расплавилась в волнах удовольствия, а он… целовать не захотел.
Я облизала губы, пересохшие от частых вдохов и выдохов и только слабо ахнула, когда Никита решил осуществить мое тайное желание и перекрыл собой доступ кислорода.
Боже, что это? Разве так может быть? Тело словно разом пронзило миллионом тонких иголок и, конечно, опять выгнуло. Навстречу Никите, его широкой груди и теплым объятиям.