Андрей улыбался. Как его забыть… Что за глупости. Он завел авто. Осторожно, чтобы не потревожить ребенка, я взяла его с заднего сиденья на руки. Крепко обняла и уткнулась в мягкий пух на макушке. Маленький Эмиль всхлипнул и сосредоточился на сосании соски, пока личико вновь не разгладилось. «Пежо» направился вдоль просеки, стараясь двигаться плавно.

Мы выбрались на грунтовку. Андрей держался подальше от кафе, через которое я вышла — интуитивно выбирал новые дороги. У него было такое выражение лица, словно он страдает. Между бровями прорезались глубокие морщины. Он уверенно вел женскую машинку — я в очередной раз подумала, откуда она взялась, и вдруг догадалась. И вещи на заднем сиденье… Он ведь не сам бегал по магазинам с младенцем на руках, рискуя был узнанным.

— Я вас в людном месте высажу, — мы выбрались на асфальт и «пежо» пошел быстрее. Андрей уставился в зеркало заднего вида, его что-то встревожило.

— Что там? — я испуганно оглянулась.

Дорога пустая.

— Н-ничего, — пробормотал Андрей. Еще несколько поворотов и мы попали на оживленную дорогу.

Прямая, через степь с ковылем, позолоченным приближающимся закатом. Мимо пронеслись две машины, перед следующий Андрей вписался и поддал газа. Вдалеке зазвучала сирена и резко смолкла. Я инстинктивно прижала ребенка к себе.

— Это менты?

— Нет, ласточка, нет, — Андрей пристально смотрел в зеркала.

Но несколько машин, уверенно настигающих нас, опровергали это. По громкоговорителю прозвучала наша марка, номер и требование прижаться к обочине… Андрей прав, следили не за мной. Они знали, кто в машине — тачку искали.

— Это Дашина машина? — я не смогла избавиться от обиды в голосе.

Он не ответил, пытаясь оторваться. Я и сама поняла: Даша заговорила. Сама или под давлением рассказала, кто взял ее авто. Звероподобные парни из группировки на допросах будут молчать. Они не идиоты. То, что Андрея возьмут — не факт, а вот потом он может спросить с них. Все помнят, кто он, и как выглядели жертвы после финальных бесед. А вот Даша… С женщинам он другой, они это чувствуют. Я сама чувствовала… Обманывалась его мягкостью, тактом, нежностью, и не поверила, когда Эмиль назвал его убийцей. Она могла сказать…

Прижав к себе заплакавшего ребенка, я следила за погоней расширенными от ужаса глазами. Я ужасно боялась этого… Обловы, когда мы рядом. А если они начнут стрелять?

Машина пролетела развязку. Сирены звучали со всех сторон — я слышала только их, детский плач, остальное заглушал звон в ушах. Сжалась в комок и повернулась к бледному Андрею, как зашуганная кошка, с надеждой глядя на него.

Приближался Ворошиловский мост.

Перед ним можно свернуть… Но заметив на повороте полицейскую машину, Андрей передумал.

— Твою мать! Твою мать!

Не видя выхода, он свернул на мост. В зеркале заднего вида погоня отстала, а там, впереди, город со множеством маленьких улиц, путанным центром, дворами и переулками, где можно бросить машину и уйти… Ему уйти. Я останусь. Я дрожащими руками обнимала ребенка, уткнувшись носом в теплую макушку. По инерции мы какое-то время еще двигались. Ворошиловский мост длинный. Но даже до середины реки не добрались.

Он все еще смотрел назад, а я зажмурилась от страха.

Я все поняла, только так люди устроены — до последнего не верят в плохое. Как продолжала надеяться в подвале, что Эмиль придет.