— Нет. Все нормально. Я уже был женат. Сиди здесь!
Нажал на какую-то кнопку на своем браслете и выскользнул за дверь, оставив Надежду размышлять над его последними словами.
Остаток полета прошел тихо и скучно. Надежда маялась в четырех стенах — Рой лишь иногда ненадолго «выгуливал» ее по нижней палубе. Между прогулками мужчина либо сидел в каюте, глядя на экран местного аналога телевизора, либо бродил по кораблю в одиночестве. При этом женщина чувствовала себя просто собачкой, которую заперли в квартире и бросили на весь день. Соскучившись смотреть телевизор — заняться было больше решительно нечем! — она доходила до того, что радовалась возвращению Роя и еле сдерживалась, чтобы при встрече не кинуться ему на шею. Останавливала ее лишь двусмысленность ее положения — кому и зачем ее везут? Если Рой — лишь сопровождающее лицо, и потом просто сдаст ее с рук на руки настоящему хозяину, не имеет смысла привязываться. А если нет? Если он купил женщину чисто для себя, то все становится еще интереснее. На Гудзоне что, настолько все плохо с противоположным полом, что приходится отправляться за женами аж на другой конец Галактики? И что за практика покупки спутника жизни? Она пробовала задавать эти вопросы, но Рой почему-то отмалчивался или коротко бросал: «Сама увидишь!»
По счастью, полет длился недолго. Всего шесть суток Надежда провела взаперти. На седьмой день Рой опять куда-то сходил, но вернулся удивительно быстро — женщина не успела даже решить, так ли ей охота опять включать телевизор. Остановился в дверях, коротко бросил:
— Готовься. Вечером прилетаем.
Они опять уселись в знакомые кресла челнока. Только сейчас их было всего пятеро — Рой с Надеждой, майор Гравер и еще двое мужчин в форме. Эти двое так пристально пялились на женщину, что она невольно попыталась спрятаться за своего спутника. Они не просто раздевали, они мысленно прямо-таки облапали ее взглядами. А майор Гравер еще и подмигивал, мол, оцени красавцев! Только Рой оставался холоден и невозмутим, как памятник самому себе.
— Эй ты! — военные приняли его сдержанность за робость. — Где такую взял? Не слишком ли много для тебя одного?
— Нет, — коротко бросил Рой, избегая их взглядов.
— Ишь, ты! Сильный, да? Думаешь, справишься?
— Да.
— Ого! — военные переглянулись. — Вот это да! А если мы проверить решим?
«Они его провоцируют», — сообразила Надежда. Ей стало жутко. Двое на одного… может быть, даже трое — вон майор молчит, не вмешивается. То ли одобряет действия этой парочки, то ли колеблется, чью сторону принять.
Женщина задумалась. Ей хотелось вмешаться — не робот же она, в конце концов! — но ее останавливало плохое знание языка и собственный статус. Вдруг на Гудзоне рабыням нельзя вообще разговаривать со свободными? Надо было выяснить заранее. А теперь…
— Гордый, — тем временем констатировал один из военных. — Разговаривать не хочет.
— Или все слова, которые он знал, уже закончились! — со смехом предположил второй.
Майор Гравер при этом замечании как-то странно улыбнулся. И это решило дело. Пассажирский челнок, отстыковавшись от борта лайнера, уходил в атмосферу планеты. До приземления оставалось еще часа два, и не было сомнений, что, если не изменить соотношение сил, сразу после того, как покинут челнок, военные бросятся выяснять отношения.
Надежда развернулась, уставившись на военных. Это не осталось незамеченным.
— Что, нравимся? — подмигнул один из военных, развязный, с красновато-оранжевой кожей и крупным острым носом.
— Нет, — отрезала женщина и, покопавшись в памяти, выдала: — Я не люблю маленьких детей.
— А, — военный подавился воздухом. — Чего?