— Вставай, — пришел приказ от Роя. Мужчина быстро отодвинул недоеденное блюдо — вернее, уже чистую тарелку, и когда только успел! — Пошли.

— Но я… — Надежда быстро схватила прибор, напоминающий ложку. — Я хочу есть…

— Там поешь. Вставай!

Он поднял руку с браслетом, и женщина почувствовала, как ее запястье пронзила острая боль, а по всему телу прошла волна жара. В глазах потемнело, сознание стало куда-то уплывать. Она сделала отчаянный рывок, выпрямилась, и неприятные ощущения схлынули. В молчании Надежда последовала за Роем.

В каюте он перво-наперво заказал обед и кивнул женщине:

— Ешь. Здесь.

— А, — она осторожно взяла поднос, придирчиво рассматривая ярко-желтую массу и рядом кусочки чего-то, что можно принять за мясо, — как же… там?

— Туда мы больше не пойдем. Совсем, — он стоял у дверей, прислушиваясь к чему-то снаружи. Попискивала какая-то автоматика. Потом за стеной что-то зашипело, заурчало, послышалось мерное гудение и пощелкивание.

— Почему?

В какой-то миг ей показалось, что Рой сейчас рассердится. У него стало такое лицо… Но в следующий миг мужчина взял себя в руки и коротко выговаривая слова, произнес:

— Ты рабыня. Не всем нравится. Могут быть неприятности.

— Рабство запрещено законом? — осмелилась она высказаться.

— Почти. Официально. Неофициально — нет. Процветает до сих пор…

— Ага. В моем мире многие работники бюджетной сферы вполне могут считать себя рабами — обязанностей много, а прав никаких… кроме права либо продолжать жить, как жили, либо уволиться…

Гуздонец как-то странно хмыкнул.

— Извините, — Надежда опустила взгляд. — Я не должна была… Я…

Она смешалась, не зная, что делать и как себя вести. До этого часа Рой обращался с нею как с бесполым существом. То есть, ночью не стал приставать, велел спать на кушетке, завернувшись в плед, как бедной родственнице. И кроме приказов: «Стой! Молчи! Иди! Садись!» — ничем не напоминал о ее подневольном статусе. Не накричал, не ударил, не унизил. Разве что этот браслет…

— Я не понимаю ничего, — рискнула она, ободренная его молчанием. — Этот мир… он для меня чужой. Новый. Я… не знаю.

Она действительно не знала многого. Даже язык, несмотря на транслятор, и тот был пока чужим. Голосовые связки перестраивались с трудом. Она понимала почти все, кроме самых редких слов, а вот сама могла пока произносить только самые короткие фразы. И изо всех сил старалась начинать уже говорить на чужом языке. «Я не знаю» — она произнесла уже не по-русски.

— Рабство, — ее собеседник, судя по всему, тоже испытывал трудности общения, что было заметно по его интонациям, — бывает разным. Есть государственные рабы. Есть частные. Есть… киборги и экзоты. Там свои законы. Есть нелегалы. Государственные — это…когда человек работает там и так, как этого желает государство. Оно…