Сперва все шло прекрасно — несмотря на кустарник и высокие папоротники, спина Шоррена виднелась впереди, как отменный ориентир. Крусу даже начала нравиться такая прогулка. Он разве что не напевал и на пути сшибал прутиком гроздья ягод, росшие на встречных кустах. А потом нашел в траве маленький хлоп-грибок и, недолго думая, очистил его. Под кожицей оказалась белая упругая мякоть — верный признак безвредности. Крус положил грибок в свой заплечный мешочек. Вот было бы здорово найти еще несколько штук и на привале предъявить их Шоррену! Тогда он поймет, что Крус не просто маленький мальчик, что он вполне готов к походу и может быть полезен.

Однако довольно скоро стало ясно, что мечтам не суждено сбыться. Шоррен шагал слишком быстро, и Крус постепенно начал отставать. Сначала он упрямо спешил вслед за взрослым, выбиваясь из сил, но из гордости и упрямства стискивал зубы и не спешил звать на помощь. Он не маленький мальчик и не маменькин сынок, чтобы плакать по такой ерунде. Он — настоящий путешественник, который готов мужественно переносить лишения! Он докажет, что достоин стать спутником Шоррену!

Но, мало-помалу, по мере того, как спина Шоррена исчезала за деревьями, гордость уступила место страху. Крус побежал, изо всех сил перебирая ногами. Ему казалось, что он вот-вот догонит друга, и в этот момент нога запнулась обо что-то. Мальчик плашмя шлепнулся на землю, ободрав ладони и коленки.

От боли слезы хлынули из глаз, и Крус расплакался, сидя на земле. Он рыдал сразу обо всем — о том, что болит содранная кожа, что рядом нет мамы, которая промоет раны, подует, поцелует и все заживет. О том, что он все-таки слишком мал и слаб для долгого перехода, и Шоррен ушел, не дождавшись и даже ни разу не обернувшись. И о том, что ему на самом деле очень страшно одному в глухом лесу.

Однако слезы имеют свойство заканчиваться. Крус все-таки был необычным мальчиком и сам не подозревал, насколько сильно отличается от сверстников, выросших в городах. Он ничего не знал о том, как играть в видеоигры и как выходить в инфранет. Он не знал счета до ста и не умел писать буквы, но он точно знал, как читать следы и что по тени от солнца можно определить направление, куда надо идти. А также мог принимать вполне взрослые решения, на которые не способны его «цивилизованные» и «образованные» ровесники, окруженные заботой и опекой взрослых.

Крус решил идти домой.

Конечно, он мог бы отправиться по следам Шоррена и попытаться догнать его чуть позже, скажем, на привале, но уже не так был уверен в своих силах. Кроме того, боль от ссадин напомнила о маме. Как она была ему нужна сейчас! Как он мог подумать о том, чтобы ее бросить? А ведь есть еще и сестренки! Младшая совсем глупая плакса, но Идора уже начинает чего-то понимать и разговаривает. А еще с нею можно играть, хотя и недолго, в куличики и догонялки. Маме и Шоррен нравился тоже, хотя и не так, как дядя Рой. И она, наверное, немного любила Круса, а в том, что сам Крус любил маму, сомнений не возникало. Значит, она будет сильно переживать, и если он вернется, она обрадуется. А если скажет, что и не собирался далеко уходить, то, может быть, даже не накажет.

Успокоив этими мыслями свою совесть, Крус посидел еще немного, пережидая, пока перестанут ныть коленки, потом с трудом поднялся на ноги и заковылял в обратном направлении.

Сначала идти было легко — он еще помнил, где проходил, мимо каких кустов и деревьев пролегала его тропа. Заодно он читал следы — свои и Шоррена — которые тоже служили неплохим ориентиром. Ямка под кустами, откуда он вырыл хлоп-грибок, тем более подсказала мальчику, что он на верном пути.

Однако через полчаса или около того сказалась усталость. При каждом шаге ныли разбитые коленки, мешочек с вещами стал казаться неимоверно тяжелым, самострел здорово мешал. Хотелось есть и пить, с каждой минутой все сильнее. Несколько раз Крус садился на землю, чтобы отдохнуть. В один из таких привалов он съел весь свой хлеб и с утроенной силой захотел пить. Жажда погнала его через лес на поиски воды. Шоррен учил мальчика, как издалека распознавать близость родника, но на этот раз удача от него отвернулась. Поиски не увенчались успехом. Более того, в один далеко не прекрасный момент Крус обнаружил, что где-то посеял свои вещи. Но к тому моменту это было уже не самое страшное.

Самое страшное было то, что он все-таки ухитрился заблудиться.

Пропажу мальчика обнаружили буквально через пару часов, когда Надежда решила позвать детей на обед.

Девочки нашлись сразу — они, как ни в чем не бывало, копошились в «песочнице» под присмотром Блука. Тот и сказал, что заметил убегающего в сторону леса Круса, но не подумал сразу его окликнуть — тот частенько шнырял по окрестным кустам, и Надежде порой полчаса приходилось звать сына, пока тот наконец откликался. Однако на сей раз, как ни звала, Крус не вышел на ее зов.

Поиски в доме тоже ничего не дали, за исключением того, что нашли, что пропали и кое-какие вещи — одеяло, вещмешок, самострел…

— Удрал, — коротко высказался Рой.

— Вот ведь постреленок, — невольно восхитился Таммо. — И в кого он такой непоседа?

— С ума я с ним сойду, — Надежда чуть не плакала, то и дело переходя от слез к гневу. — Ну, что за день такой сегодня? Сначала Шоррен, теперь Крус… Попадись он мне только — шкуру спущу!

— Я сам, — сказал, как отрезал, Рой.

— Если найдешь, — всхлипнула Надежда. — Маленький мальчик… один в лесу…

Рухнув на лавку, она заплакала, закрыв лицо руками.