Книги

Надежда (Сергеевна)

22
18
20
22
24
26
28
30

— Не важно, кто и что может сделать. Главное — кто и что хочет сделать.

— Понимаю, — зло прищурился он. — Вы хотите считать меня предателем. Так? Предателем потому, что я единственный, кто еще помнит, кем мы были до того, как нас тринадцать лет назад высадили на эту проклятую планету и велели расчищать землю и валить лес!

— Мы все помним, кем были. Такое не забывается.

— Да? И кем же был ты? — Шоррен выразительно кивнул головой в сторону переборки. — Таким же, как этот? Или кем-то большим?

— Не важно. Я больше не хочу быть тем человеком. И если у тебя есть шанс вернуться к прежней жизни — звездопроходцы бывшими не бывают! — то такие, как я, уже не могут восстановиться в прежнем звании. У меня не было шансов даже восемь лет назад, когда пришел приказ об освобождении. Поэтому я остаюсь здесь. Это мой дом.

Надежда встала, поудобнее перехватив сына. Наевшийся, Сережа выпустил ее грудь и сонно хлопал глазами. Женщина качнула ребенка, чтобы он поскорее задремал.

— А я, — промолвила она, тут же почувствовав, как к ней обратились все взоры, — остаюсь с ним.

Молча обошла стол, стараясь не задеть сидевших мужчин, встала за спиной Роя, чувствуя одновременно страх и облегчение. Как же давно ей хотелось вот так бросить вызов всему свету!

— Я думаю, — медленно промолвил Таммо, — что бригадир прав. Нам некуда отсюда уходить. Значит, надо оставаться. Я с тобой, Рой! Не важно, кем мы были. Важно, кем мы стали.

— Я тоже останусь, — сказал Блук. — На моей родной… бывшей родной планете для меня место никогда не найдется. А искать новое среди сотен миров… Можно ничего не найти, а при этом потерять и то, что есть.

— И я, наверное, тоже… — добавил Итакке, глядя в пол. — Я привык.

Джон, Якоб и Грак, как всегда, только молча пожимали плечами — мол, мы как все. Сандор колебался. Он то обращал взгляд на покрасневшего, взволнованного Шоррена, то косился на остальных. Все тоже посматривали на него. Его слово не могло изменить соотношения сил, но…

— Я с тобой, Шоррен. То есть, не совсем с тобой, но…Я тебя понимаю и оправдываю, — вдруг сказал он, поднимая взгляд. — А что? — голос его зазвенел и окреп. — Мы навечно прикованы к этой планете… Нет, Рой, погоди. Дай сказать. Ты мне возразишь, что у нас есть шанс, что теперь мы свободные люди и можем улететь с Гудзона в любой момент. Только вот вспомни, сколько из наших после освобождения действительно сумели покинуть планету? Нас освободили, но на словах. Мы не можем воспользоваться этой свободой и обречены остаться тут до конца своих дней, потому что, для того, чтобы улететь, нужны деньги. Деньги на билет и хотя бы пара сотен кредиток сверху, на первое время. Ты скажешь, что мы их зарабатываем, так? Продолжая валить лес, вылавливая перловицы и копая питательные корни. Но девять из десяти кредиток на руки мы не получаем. Мы их обмениваем — кору беломра на топливо и запчасти для платформ, на одежду, оружие, консервы и крупы, а также прочие бытовые мелочи. Остаются крохи, излишки, которые с некоторых пор мы тратим вот на нее… Прости, Натеша, но…

— Тебе мои бусы покоя не дают? — она держала задремавшего сына на правой руке, а левой коснулась шеи, которую охватывала нитка бус. — Или расческа помешала? А может, прокладки? Впрочем, благодаря вам и вот этим «плодам совместных усилий», — она слегка встряхнула ребенка, — я ими почти не пользуюсь.

— Я не то хотел сказать, — процедил Сандор.

— Кажется, именно то!

— Значит, вы считаете, что я… предатель? — выдохнул Шоррен.

Повисло молчание. Все посматривали на Роя, но и он тоже молчал.

— Вот, значит, как, — Шоррен резко встал. — Что ж, понятно!

Шагнул к выходу.