Король мира опускает бутылку теперь уже на журнальный стол и измазанными пальцами хватает конфету из небольшой чаши. Бордовая обертка шуршит и переливается в свете потолочных ламп, шоколад скрывается за губами, а ты – как пес – чертишь позу, стойку, движения губ, скул.

– Как тебя зовут?

Здесь, в своей застывшей аварии, я застываю еще раз. А потом думаю. Что, если Кори нарушила слово и сказала тебе, что такое – быть эльфом? Что я такое? Конкретно. Как еще объяснить эту твою упрямую способность все принимать так стойко и уравновешенно?

Да, за эти месяцы мне удалось убедиться в том, что ты умеешь слушать и слышать что угодно и в какой угодно обертке просто потому, что сам по-своему чудак, которому дано очень отзывчивое сердце. Но даже если отзывчивые сердца – кураторы нравственного и социального прогресса, откуда в твоем столько смекалки? Ей слишком мало места внутри головы? Так мало, что какую-то часть приходится хранить в фиброзно-мышечных доках?

– А меня не зовут. – Его величество запивает шоколад вином, небрежно поправляя бандану локтем, чтобы не пачкать лицо еще больше.

– Как называют тогда?

– А ты смышленый мальчик, – легкая усмешка и поклон головы. – Я Ури.

Самое время мне выйти из машины, сесть на асфальт и закрыть уши.

– Почему Ури?

– А ты почему Чоннэ?

– Так назвали.

– Во-от, – твой собеседник жует новую конфету, комкая фантик в цветной ладони, и тычет указательным пальцем в потолок. – Потому ты и букашка: имя даже не сам себе выбрал. А я сам. Я же король.

– Король чего?

Король усмехается:

– Антарктиды, бля, чего же еще.

– Почему именно Антарктиды?

Ты любишь вопросы.

Стоило догадаться, что они посыпятся монетами, едва на экране появится надпись «джек-пот».

– Потому что это шутка, тугодум. У Джона Нэша [11] тоже была мегаломания, и он считал себя королем Антарктиды. Все думают, у меня такая же хрень, вот я и подъебываю их. Букашек всяких.

– Иными словами, ты не король Антарктиды.