— Есть, братова дочка, присматривает за мной.

— Женское сердце жалостливое, — рассудила женщина. — Как зовут-то братову дочку?

— Елица.

— Приветливое имя, так, так…

Вдруг она встала, подхватила свои объемистые сумки:

— Заговорились мы тут с тобой, а автобус ждать не будет.

— Будь здорова, — проводил ее взглядом Нягол, глядя, как она ловко переваливается на кривых ногах.

Под вечер Нягол и Елица отправились к Мальо. Увидев нежданных гостей, Иванка запричитала, закудахтала, как наседка; замелькали скатерти, забренчали тарелки, появился и ужин.

— Ба, Нягол, все-то вы нежданно-негаданно, все на маневре нас застаете, — зачастила Иванка.

— На маневре? — прыснул Нягол.

— Так ведь мы с Мальо всю жизнь только и делаем, что маневры, аж пыль столбом. Выучился он этому ремеслу на станции, а теперь дома им занимается — толкни вперед, потом дай назад, открой путь тому составу, пропусти вперед этот, а как глянешь — ан ты и в тупике, всю жизнь маневрируешь, а все там стоишь!

— Что ты на это скажешь, а, Мальо?

Мальо пожал костистыми плечами:

— А что сказать! Не жена, а начальник движения. Только красной фуражки не хватает.

— Какой там начальник движения! Начальник станции и все тут! — смеялась Иванка и сменила тему. — Ох, Нягол, все органы у меня болят, только одному ничего не делается и какому, думаешь? Языку! — и она задорно показала ему язык. — Вот я и говорю Мальо, язык — орган парламентарный, это тебе не шуточное дело, пусти меня в Народное Собрание хоть на полчаса, я такую речь им выдам, что всем на удивление!

Мальо беззвучно смеялся, будто говоря: тебя только не хватало в Народном Собрании…

— И о чем будешь говорить? — любопытствовал Нягол.

— Ты лучше спроси, про что я им не скажу! Про все наши внутренние болезни, почище самого доктора Лечева!

— Был у нас тут один доктор по внутренним болезням, терапевт, значит. На разговоры горазд, а вот болезнь редко угадывал.

— Дак они, наши внутренние болезни, все наружу, чего тут угадывать! — не сдавалась Иванка.