9. Музыкальный инстинкт. Хит эволюции № 1
Откуда взялась музыка? Ее эволюционное происхождение изучается довольно давно, исследования этой темы восходят к самому Дарвину, который считал, что музыка развивалась посредством естественного отбора как часть брачных ритуалов человека и его предков. Я считаю, что научные данные подтверждают его идею, однако не все с ней согласны. За десятилетия появилось лишь несколько не связанных друг с другом работ на эту тему, но в 1997 году интерес исследователей вдруг сосредоточился на проблеме, сформулированной когнитивным психологом Стивеном Пинкером.
По всему миру около 250 ученых выбрали основным направлением своих исследований восприятие и познание музыки. Как и в большинстве научных дисциплин, мы ежегодно проводим конференции. В 1997 году ученые собирались в Массачусетском технологическом институте, и Стивена Пинкера пригласили произнести вступительную речь. Он тогда только закончил книгу «Как работает мозг»[22] — важную масштабную работу, в которой формулируются и объясняются основные принципы когнитивной науки, — но еще не успел снискать скандальной известности. «Язык — очевидная эволюционная адаптация, — сказал он в своей речи. — Механизмы, которые мы изучаем в когнитивистике и когнитивной психологии, вроде памяти, внимания, классификации и принятия решений преследуют четкую эволюционную цель». Он объяснил, что время от времени мы обнаруживаем поведение или признак, труднообъяснимый с точки зрения эволюции. Так происходит потому, что, когда эволюционные силы приводят к определенной адаптации, одновременно запускается еще какой-то механизм, который Стивен Джей Гулд назвал антрвольтом, позаимствовав термин из архитектуры. Например, по плану купол должны поддерживать четыре арки. Между арками обязательно будет какое-то пространство стены — не потому, что оно зачем-то нужно, а просто потому, что это побочный продукт проектирования. Птицы эволюционно развили перья для того, чтобы согреваться, но используют их и для другой цели — для полета. Это и есть антрвольт.
Многие антрвольты находят такое хорошее применение, что трудно сказать, были они изначально адаптациями или нет. Пространство между арками в здании стало местом, где художники помещали ангелов и другие украшения. Антрвольт — побочный продукт замысла архитекторов — превратился в одну из самых красивых частей здания. Пинкер заявил, что язык — это адаптация, а музыка — ее антрвольт.
«Среди когнитивных операций, которые выполняет человеческий мозг, музыка наименее интересна для изучения, потому что является лишь побочным продуктом, — продолжал он, — эволюционной случайностью, завязанной на языке. Музыка — это слуховой чизкейк. Просто так случайно получилось, что она щекочет несколько важных частей мозга в высшей степени приятным образом, как чизкейк приятно щекочет нёбо. Любовь к чизкейкам не развивалась эволюционно, зато эволюция подарила нам пристрастие к жирам и сахарам, которые были у нас в дефиците на протяжении всей истории. Люди развили нейронный механизм, который стимулирует центры вознаграждения, срабатывающие при употреблении сахаров и жиров, потому что раньше они были доступны лишь в небольших количествах и полезны для нашего благополучия.
Большинство видов деятельности, важных для выживания вида, например еда и секс, тоже доставляют удовольствие: мозг развил механизмы вознаграждения и поощрения такого поведения. Но мы можем научиться пропускать изначально необходимые действия и подключаться сразу к системам вознаграждения. Мы можем есть продукты, которые не имеют никакой питательной ценности, и заниматься „безопасным“ сексом. Мы можем принимать героин, который эксплуатирует нормальные рецепторы удовольствия в мозге. Ни один из этих эффектов не является адаптивным, но центры удовольствия в нашей лимбической системе не умеют определять разницу. Однажды люди обнаружили, что чизкейк попросту нажимает кнопку удовольствия от поступления в организм жира и сахара, — объяснил Пинкер, — а музыка — это поведение такого же рода, эксплуатирующее один или несколько существующих у нас каналов удовольствия, которые развились для поощрения адаптивного поведения — предположительно, лингвистической коммуникации.
Музыка, — рассказывал нам Пинкер, — нажимает на кнопки удовольствия, предназначенные для языковых способностей, с которыми она пересекается несколькими способами. Она нажимает на кнопки в слуховой коре, в системе, реагирующей на эмоциональные сигналы в человеческом голосе, когда он плачет или воркует, в моторно-двигательной системе, которая задает мышцам ритм при ходьбе или танце».
«В том, что касается биологических причин и следствий, — писал Пинкер в книге „Язык как инстинкт“[23] и то же самое, но в других словах, сказал в своем выступлении, — музыка бесполезна. Она не проявляет никаких признаков архитектурного замысла для достижения какой бы то ни было цели, такой, например, как долгая жизнь, рождение внуков или точное восприятие и предсказание событий в мире. В отличие от языка, зрения, социального мышления и физических навыков, музыка может исчезнуть у нашего вида, и это практически не повлияет на остальные сферы нашей жизни».
Когда такой блестящий и уважаемый ученый, как Пинкер, делает спорное заявление, научное сообщество обращает на это внимание. Его выступление побудило меня и моих коллег пересмотреть свою позицию относительно эволюционной основы музыки, которую мы не подвергали сомнению и считали очевидной. Пинкер заставил нас задуматься. А небольшое исследование показало, что он не единственный теоретик, высмеивающий эволюционное происхождение музыки. Космолог Джон Барроу утверждал, что музыка не играет роли в выживании вида, а психолог Дэн Спербер назвал ее «эволюционным паразитом». Он считает, что у нас развилась когнитивная способность обрабатывать сложные последовательности звуков, различных по высоте и длительности, и что она возникла еще у примитивных людей, не обладавших речью. Музыка, согласно Сперберу, развивалась паразитически, эксплуатируя способность, нужную нам для настоящей коммуникации. Йен Кросс из Кембриджского университета подытожил: «Пинкер, Спербер и Барроу считают, что музыка существует исключительно благодаря удовольствию, которое она дает. Ее основа — чисто гедонистическая».
Лично я думаю, что Пинкер ошибается, но пусть факты скажут сами за себя. Позвольте мне вернуться на 150 лет назад, к Чарльзу Дарвину. Устойчивое выражение, которое большинство из нас учит в школе: «выживание наиболее приспособленных» (к сожалению, пущенное в мир философом Гербертом Спенсером) — чрезмерно упрощенный взгляд на эволюцию. Теория эволюции основывается на нескольких допущениях. Первое из них — это то, что все наши фенотипические признаки (внешний вид, физиология и некоторые формы поведения) закодированы в генах, передающихся из поколения в поколение. Гены сообщают организму, каким образом производить белки, которые и формируют фенотипические признаки. Действие генов распространяется на клетки, где они находятся. Конкретный ген может содержать информацию, которая полезна или не полезна в зависимости от рассматриваемой клетки, то есть клеткам глазного яблока не нужно, например, растить кожу. Наш генотип (определенная последовательность нуклеотидов в ДНК) порождает наш фенотип (определенные физические характеристики). Подведем итог: многие из характеристик, которыми представители одного вида отличаются друг от друга, закодированы в генах, а гены передаются путем размножения. Второе допущение теории эволюции состоит в том, что среди нас существует некоторая естественная генетическая изменчивость. Третье допущение: когда мы спариваемся, наш генетический материал (по 50 % от каждого родителя) соединяется и формирует характеристики нового существа. И, наконец, иногда происходят случайные ошибки или мутации, передающиеся следующему поколению.
Гены, заложенные в нас сегодня (за исключением тех немногочисленных, что могли мутировать), — те же самые, которые успешно воспроизводились в прошлом. Каждый из нас — победитель в гонке генетических вооружений; многие гены, чьи носители не сумели размножиться, вымерли и не воспроизвелись. Каждый человек, живущий сегодня, состоит из генов, победивших в длительной крупномасштабной конкуренции. «Выживание наиболее приспособленных» — чрезмерное упрощение, поскольку это утверждение влечет за собой искаженное представление о том, что гены, дающие преимущество выживания своему носителю, и есть те гены, которые выиграют конкуренцию. Однако долгая жизнь, какой бы счастливой и продуктивной она ни была, не передается по наследству. Чтобы гены не исчезли, организму нужно размножиться. Правила эволюционной игры таковы: нужно любой ценой оставить потомство и обеспечить ему возможность размножения, а для этого оно должно прожить достаточно долго и т. д.
Если организм живет достаточно долго, чтобы родить детей, и если они тоже здоровы, защищены и способны размножаться, то нет никакой убедительной эволюционной причины, чтобы родителю жить долго и после этого. Некоторые виды птиц и пауков умирают во время спаривания или сразу после него. Те годы, что организм просуществует после спаривания, не дадут никаких преимуществ для сохранения его генов, разве что он все это время будет защищать свое потомство, обеспечивать его ресурсами, помогать в поиске партнеров. Таким образом, две вещи позволяют генам выжить: а) организм успешно спаривается и оставляет потомство, и б) его дети выживают и делают то же самое.
В своей теории естественного отбора Дарвин признал это и пришел к идее полового отбора. Поскольку организм должен размножаться, чтобы передать свои гены, в геноме должны быть закодированы качества, которые заинтересуют партнера. Если в глазах женщин привлекательны мужчины с квадратной челюстью и внушительными бицепсами, то именно они и будут воспроизводить свои гены более успешно, чем их конкуренты с узкой челюстью и худыми руками. Тогда в генофонде человечества станет больше генов, отвечающих за квадратную челюсть и внушительные бицепсы. Кроме того, потомство должно быть защищено от воздействия стихий, хищников, болезней, а также обеспечено пищей и другими ресурсами, необходимыми для размножения. Значит, в популяции может развиться ген, способствующий проявлению заботы о потомстве после совокупления, так как дети людей с таким геном окажутся успешнее в конкурентной борьбе за ресурсы и партнеров.
Способна ли музыка играть в половом отборе какую-то роль? Дарвин считал, что способна. В «Происхождении человека» он писал: «Я прихожу к заключению, что музыкальные ноты и ритм впервые освоили мужчины и женщины из числа прародителей человечества ради очарования противоположного пола. Таким образом, музыкальные звуки стали прочно ассоциироваться с некоторыми из самых сильных увлечений, на которые только способно животное, и, следовательно, используются им инстинктивно…» При поиске партнера наши внутренние механизмы подталкивают нас, сознательно или бессознательно, к кому-то биологически и сексуально подходящему нам, к кому-то, кто даст нам здоровых детей, в будущем способных тоже найти себе пару. Музыка может указывать на биологическую и половую приспособленность и, таким образом, служить для привлечения партнеров.
Чарльз Дарвин считал, что она предшествует речи как средство ухаживания, и сравнивал с павлиньим хвостом. В теории полового отбора Дарвин постулировал возникновение признаков, которые не служат цели выживания напрямую, но помогают представителю вида сделать себя привлекательным (и, следовательно, передать гены). Когнитивный психолог Джеффри Миллер связал это понятие с той ролью, которую музыка играет в современном обществе. У Джими Хендрикса были «сексуальные связи с сотнями фанаток, он одновременно поддерживал длительные отношения по крайней мере с двумя женщинами и стал отцом как минимум троих детей в Соединенных Штатах, Германии и Швеции. Если бы это происходило до изобретения средств контрацепции, он стал бы отцом еще многих детей», — пишет Миллер. Роберт Плант, солист группы Led Zeppelin, вспоминает свои большие концертные туры в семидесятые: «Я всегда ехал навстречу любви. Всегда. Куда бы я ни направлялся, машина привозила меня к одному из самых потрясающих сексуальных контактов в жизни».
Количество сексуальных партнеров у рок-звезды может в сотни раз превосходить количество партнеров у среднестатистического мужчины, а для величайших рок-звезд вроде Мика Джаггера даже внешность не проблема.
Во время брачных игр животные часто рекламируют качество своих генов, тела и ума, чтобы привлечь лучшего из партнеров. Возможно, многие формы поведения, характерные только для человека (например, речь, музыкальное творчество, искусство и юмор), эволюционировали главным образом для демонстрации интеллекта особи во время ухаживания. Миллер предполагает, что в условиях, которые, вероятно, существовали на протяжении большей части нашей эволюционной истории, когда музыка и танец были неразделимы, музыкальность и способность танцевать служили признаком половой приспособленности сразу по двум направлениям. Во-первых, любой, кто мог петь и танцевать, демонстрировал потенциальным партнерам свою выносливость и общее хорошее здоровье, физическое и умственное. Во-вторых, любой, кто достиг совершенства в музыке и танцах, сообщал тем самым, что он достаточно обеспечен и защищен, чтобы позволить себе тратить драгоценное время на развитие совершенно ненужного для выживания навыка. Эти выводы совпадают с аргументом про прекрасный павлиний хвост: его размер зависит от возраста птицы, ее здоровья и общей приспособленности. Разноцветный хвост сигнализирует: у его обладателя настолько хороший метаболизм, что он может себе позволить тратить питательные вещества впустую, а еще он привлекателен, уверен в себе и обладает лишними ресурсами, которые готов вложить в нечто, имеющее исключительно эстетическую ценность.
Сегодня мы наблюдаем это поведение у богатых людей, которые строят роскошные дома или ездят на машинах за 100 000 долларов. Смысл послания при половом отборе ясен: «Выбери меня! У меня столько еды и столько ресурсов, что я могу себе позволить тратить их на предметы роскоши». Не случайно многие мужчины в США, живущие за чертой бедности или близко к ней, покупают старые «Кадиллаки» и «Линкольны» — непрактичные статусные автомобили, подающие подсознательный сигнал о половой приспособленности их владельца. Возможно, с этим связана склонность мужчин носить побрякушки — броские безвкусные украшения. Тот факт, что стремление к приобретению автомобилей и ювелирных изделий достигает пика у мужчин в юности, когда они наиболее сексуально активны, подтверждает эту теорию. Музыкальное творчество, требующее множества физических и умственных навыков, служило бы явной демонстрацией здоровья, а тот факт, что у особи было время на развитие музыкальности, подтверждал бы ее обеспеченность ресурсами.
В современном обществе интерес к музыке также достигает пика в подростковом возрасте, что еще больше усиливает ее связь с половым отбором. Девятнадцатилетние куда чаще собирают группы и пытаются играть что-то новое, чем те, кому исполнилось сорок, несмотря на то что у последних было больше времени на формирование музыкальных способностей и предпочтений. «Музыка развивалась и продолжает функционировать как демонстрация ухаживания, в основном транслируемая молодыми мужчинами для привлечения женщин», — утверждает Миллер.
Идея музыки как проявления половой приспособленности выглядит не такой уж странной, когда мы задумываемся о том, какую форму приняла охота в некоторых примитивных обществах. Первобытные охотники нередко полагались на упорство: они бросали в жертву копья, камни и другие снаряды и часами преследовали ее, пока та не падала от ран и истощения. Если танец у наших предков походил на то, что мы наблюдаем сегодня в племенах, сохранивших первобытный уклад, то он должен был длиться часами и предполагал серьезную аэробную нагрузку. Это служило бы отличным показателем приспособленности самца к участию в охоте или к руководству ею. В большинство племенных танцев входит высокое поднятие ног, топот и прыжки, в которых участвуют самые крупные мышцы тела, расходующие больше всего энергии. В настоящее время известно, что многие психические заболевания подрывают способность танцевать или исполнять ритмические движения, шизофрения и болезнь Паркинсона например, и поэтому танцы и творческая деятельность, которые сопровождали музыку на протяжении веков, служат гарантией физической и интеллектуальной приспособленности и даже, вероятно, надежности и добросовестности индивида (потому что, как мы видели в главе 7, музыкальная экспертность требует особой умственной сосредоточенности).