Иногда бывали и варианты. «Вносится предложение о назначении Ю.М. Котова Чрезвычайным и полномочным послом СССР в Тоголезской Республике. Проект постановления Президиума Верховного Совета СССР прилагается». Такие вопросы Политбюро не рассматривало – хватало подписей Секретарей ЦК, которые и слухом не слыхивали о каком-то Котове, да и где находится это загадочное Того, тоже не особенно догадывались.
Помимо каждодневной работы в здании на Смоленской площади, а как упоминалось, длилась она по десять-двенадцать часов, были и редкие выезды с шефом в зарубежные края. Об одном из них расскажу чуть подробнее. Были подготовлены проекты двух правительственных соглашений о культурном сотрудничестве с Югославией и Румынией. Оставалось досогласовать кой-какие детали и подписать их. С этой целью шеф, прихватив меня как большого специалиста по этой тематике (ну и в самом деле – во Франции ею пришлось немало заниматься), отправился в Белград и Бухарест.
Про сами переговоры ничего писать не буду – проходили, как и положено, в дружеской и конструктивной атмосфере. Ну, а о некоторых деталях упомяну. В Белграде к нам был приставлен 1-й секретарь Леня Керестеджиянц, он в посольстве занимался вопросами культуры. Естественно, вскоре перешли на «ты», но какой-то особой дружбы между нами не установилось – просто добрые рабочие отношения. И вот прошло тридцать с лишним лет.
Я – посол в Югославии и получаю извещение, что мой сосед – посол в Хорватии Леонид Владимирович Керестеджиянц – будет проездом в Белграде и просит его разместить на пару дней. Само собой разумеется, отдал я соответствующие распоряжения и попросил передать коллеге, что будем рады принять его с супругой на ужин в резиденции. Что и произошло. Сидим, непринужденно общаемся: спасибо вам за прием, Юрий Михайлович, да о чем вы говорите, Леонид Владимирович, и т. д. и т. п. Ну а где-то ближе к концу ужина я говорю: «А помнится, мы когда-то были на «ты». Собеседник несколько опешил: «Не может быть, а когда это было и где?» – «Да вот именно здесь, в Белграде», – ответил я и напомнил ему о визите Земскова. Леня был поражен, а потом вроде вспомнил. Вот вам и еще один пример избирательной памяти. Потом мы с женой и свояченицей ездили к нему в гости в Хорватию, где он устроил нам прекрасный отдых.
О пребывании в Румынии ничего интересного припомнить не могу. Поведаю лишь о поездке туда на поезде. Забыл упомянуть, что делегация наша состояла из трех человек. Был еще ранее упомянутый Вольский – заведующий отделом международных культурных связей (тот, которому сейчас девяносто семь лет). Несмотря на разницу в возрасте, мы с ним были в добрых приятельских отношениях, а тут сошлись еще ближе. В поезде у Земскова было отдельное купе, ну а мы с Юрием Ивановичем делили одно на двоих.
Проводили нас в Белграде достойно и хлебосольно, да к тому же и с собой в вагон погрузили напитков и закуски на роту голодных солдат. Тронулись в путь и через какое-то время решили переоблачиться в дорожную одежонку. Юрий Иванович снял рубашку, и я заметил у него на боку старый шрам, оказалось, что и с другой стороны такой же имеется. В ответ на мой вопрос, откуда это, Вольский сказал: «Воспоминания о войне. Я служил в морской пехоте, и как-то пришлось с немчурой схватиться врукопашную. Ну, меня фриц и проткнул штыком насквозь, хотя повезло – даже ребра не затронул, по мякоти пришлось. Ему, правда, повезло меньше – горло-то я ему кинжалом перерезать успел». Вот такие у нас в МИД"е служили герои.
А теперь заключение. Провел я в секретариате Земскова два с небольшим года. Хорошее это было время: и интересное, и познавательное. Когда вышел на работу в секретариат, Игорь Николаевич сказал мне: «Я хорошо понимаю, что дипломат должен трудиться не только в Москве, но и в посольствах. Не исключаю, что такое желание через какое-то время может возникнуть и у вас. Одна просьба – первым человеком, который об этом узнает, должен быть я. Никаких переговоров о возможном отъезде за моей спиной не ведите. Это единственное условие». И вот такой момент настал. Пришел я к шефу и сообщил ему о моем таком желании. Игорь Николаевич отнесся к нему с пониманием. Более того, сказал следующее: «Юрий Михайлович, вы еще относительно недавно были 2-м секретарем, поэтому в Париж, Вашингтон, Лондон придется ехать 1-ым секретарем, ну а в страны третьего мира – советником. Мне надо сейчас в кадры звонить, или вы сами что-то подыщите?» Я поблагодарил и сказал, что сначала попробую сам. И отправился к Шведову.
«Гамбийский» Сенегал
Алексей Алексеевич Шведов к моим намерениям поехать на работу в африканское посольство, но советником отнесся весьма благожелательно. И вскоре принялся за поиски моего возможного трудоустройства. Первый вариант звучал крайне заманчиво – советником в Тунис. Но в соответствующем отделе аппарата ЦК КПСС решили иначе. В Тунисе – это второй номер, а Котов на него пока еще не тянет. Тогда у Алексея Алексеевича возникла другая идея: будет вакансия в посольстве в Сенегале советника по Гамбии. Поясняю: посол в Дакаре был аккредитован по совместительству и в этой стране-анклаве, на четыреста километров рассекающей бывшую французскую колонию. Только сама-то она была ранее английским владением и, как будет видно дальше, сильно отличавшимся от своего соседа. Мне это предложение показалось весьма приемлемым. Вскоре началось практическое оформление, а затем и отъезд.
В сенегальском посольстве наличествовала отдельная гамбийская референтура, состоявшая аж из целых двух человек: советника и атташе. С последним из них мне привелось познакомиться еще в Москве, благо он приехал туда в очередной отпуск. Им оказался Григорий Карасин. Поначалу, да и сейчас, для меня он по-прежнему просто Гриша, хотя долгие годы был заместителем министра, статс-секретарем, а теперь стал сенатором. А тогда встретились у него на квартире, где он показывал слайды на простыне об этой очередной экзотической стране. Быстро сблизились, и я предложил ему перейти на «ты». В личном общении, разумеется, а не на официальных сборищах. На том и порешили. А вскоре Григорий встречал меня в аэропорту сенегальской столицы.
Прямой рейс Москва – Дакар, не слишком долгий перелет, да и к тому же в салоне первого класса (в те времена советникам полагался именно он). Вновь встреча с Африкой. Какая она на этот раз? Оказалось – довольно приличная, за исключением погоды. Умышленно употребляю именно это слово, а не другое – климат. Последний-то в целом в Сенегале был уж не совсем и плох, кроме нескольких месяцев, включая август. Зимой иногда даже приходилось и свитерок надевать для прогулок по океанскому побережью.
Сам по себе Дакар, особенно применительно к понятию «черная Африка», оказался вполне современным городом. Правда, это относилось только к его центральной части, а не к окраинам. В центре же несколько кварталов вполне напоминали французскую провинцию. Узенькие улочки, на которых теснились вперемешку магазинчики, включая фирменные, рестораны, кафе и даже вполне комфортабельные кинотеатры, где показывали новые фильмы. Не Европа, конечно, но, например, солидное здание местного театра, где выступала труппа нашего Большого (об этом чуть позже), вполне достойно вписалось бы и в европейский антураж.
А теперь приступим к главному – началу моей службы в посольстве. По африканским масштабам оно было довольно крупное – порядка пятнадцати дипломатов, включая, разумеется, «представителей служб». Руководящий состав был следующим: посол Георгий Арташесович Тер-Газарянц, советник по Сенегалу – Олег Черный, советник от «ближних» – Виктор Кураков (только на днях узнал, что Витя недавно скончался), ну и, наконец, советник по Гамбии, которым оказался я. Встретили меня, не скрою, с некоторой настороженностью: тридцать три года, недавний 1-й секретарь, да потянет ли? Вскоре выяснилось, что потяну. Да и не только эту обязанность. Впрочем, обо всем по порядку.
Работа на гамбийском направлении велась по всему спектру обычных двухсторонних отношений пусть и с совсем маленьким, но суверенным государством – членом ООН. Мы ездили туда регулярно раз в месяц на несколько дней. Проводили деловые встречи, выполняли директивные указания Центра, как правило, на достаточно высоком уровне. Возвращаясь в Дакар, отписывались по полной программе: делались тексты шифртелеграмм, записи бесед, справки и информации и важнейший для посольства документ – годовой отчет. Все это вроде бы исполнялось на приличном профессиональном уровне – во всяком случае, так полагал и посол, а не только мы сами с Григорием.
Ну а теперь, чтобы слегка расцветить предыдущий скучный абзац о трудовых достижениях, постараюсь что-то рассказать о колорите гамбийских поездок. Расстояние от Дакара до Банджула, столицы Гамбии, составляло чуть больше трехсот километров. Машина за мной была закреплена представительского класса «Ситроен», солидная, но довольно-таки старенькая и без каких-либо дорогостоящих удобств – типа кондиционера или приемника-проигрывателя. Передвигаться поэтому в африканских условиях приходилось с открытыми окнами, а посему у Гриши, который большую часть пути сидел за рулем, была особо загорелой левая рука, частично выставленная наружу.
Второй момент – ехать к тому же было скучно. Все примечательные факты из своих биографий мы друг другу рассказали, все известные нам анекдоты изложили не по одному разу. Ну и какое в конце концов мы нашли развлечение? Догадайтесь с трех раз, думаю, не получится. А мы начали петь. Глотки у нас обоих были луженые, а потому и репертуар соответствующий: «Люди мира на минуту встаньте, слышите…» или «Скажи-ка, дядя, ведь недаром…» Все бы хорошо, но ни в одной песне мы больше двух-трех куплетов не помнили. Эта проблема была решена, правда, довольно быстро – из Москвы нам с первой оказией прислали два-три песенника. Теперь громогласного песнопения хватало на весь маршрут.
А он выглядел следующим образом. Большая часть пути пролегала через мелкие села и поселки, где особо разогнаться было нельзя. Потом был кусок – мы называли его «финишная прямая» – около восьмидесяти километров, где можно было притопить, хотя тоже с осторожностью. Однажды переехали выползавшего удава да несколько раз чуть не сбили бродячих собак. И вот, наконец, черный асфальт кончается. Стенд: «The Gambia», а за ним белая полоса ракушечника. Где-то с десяток километров, к концу которых мы пристально всматривались вдаль: что там на паромной переправе? Гамбийский паром – это отдельная песня. Выглядело это сооружение так.
Первый раз, увидев нечто похожее на большое деревянное корыто с дребезжавшим от старости движком, я был в шоке. И на этой развалине нам предстоит пересечь устье реки Гамбии (а оно на выходе к океану превышало пять километров)? Да как же такое возможно? Оказалось, что все-таки возможно, но вот комфортабельной такую переправу я бы, пожалуй, не назвал. Во-первых, самой загрузки приходилось иногда ждать больше часа под палящим солнцем. Во-вторых, забивалась эта самая посудина в течение получаса под завязку. Восемь автомашин. Несколько десятков «безлошадных» пассажиров с многочисленным багажом: мешки, баулы, коробки, да еще и живой груз в виде коз, свиней и куриц. Ну и само морское путешествие тоже занимало тридцать минут. Так что в славный город Банджул мы прибывали в полном изнеможении. Но зато там мы проживали в весьма приличных условиях.
Посольство арендовало на постоянной основе большую квартиру по адресу Бакл Стрит, дом № 7. Это обходилось дешевле, чем снимать номера в гостинице. К тому же мы использовали ее в представительских целях. Состояла она из салона, разделенного на гостиную и столовую, трех спален с кондиционерами, просторных кухни и ванной. Заход наш в заветное обиталище выглядел следующим образом. Молча, поскольку у обоих горло за время песнопений в пути и вышеописанной паромной переправы высохло полностью, поднимались на второй этаж. Бросали кое-как привезенные запасы еды (в Гамбии она стоила намного дороже, да и такого выбора, как в Дакаре, там не было) и сменную одежду. После чего я немедленно отправлялся под душ, а Григорий тем временем доставал большущие стаканы, лед, виски и минеральную воду. После моего выхода из ванной он в свою очередь заходил туда, а я готовил живительную смесь. Первый бокал выпивался без слов и сразу же наполнялся по второму разу. Вот теперь можно было и закурить и поздравить друг друга с благополучным прибытием.
О профессиональной стороне пребывания в Гамбии я уже вкратце упоминал. Хочу только отметить, что так называемых «записей бесед» мы вдвоем в месяц делали больше, чем все остальные дипломаты в Дакаре. Это свидетельствовало и об интенсивности деловых контактов, и о необходимости их фиксировать. А посему перейду к бытовым аспектам гамбийской действительности.