Обращение к фольклору отразилось не только на лирике, но и на эпических произведениях Джалиля. Плодом этого увлечения явились «Письмоносец», «Алтынчеч». В эти годы у Джалиля растёт желание говорить о важных проблемах, раскрывая их на широком материале, рисуя значительные характеры в их развитии, — иными словами, Джалиль стремится к созданию больших эпических полотен.

Движение к такого рода произведениям обрело у М. Джалиля свои формы, выразилось в обращении к фундаментальным понятиям природы, истории, к феномену человека и нации. Эти категории ещё на начальном этапе его творчества, а затем и в последующее время, особенно в тридцатые годы, разрабатываются в лирике. Путь был таков: природа — человек — история — нация. В центре, конечно же, был человек, проблемы его свободы, детерминированности его личности. В поэмах и становятся героями, окружающими человека, формирующими его и испытывающими его воздействие, — история, природа, нация. Национальное рассматривается поэтом как родовое человеческое качество — качество общечеловеческого порядка, как общечеловеческая ценность. И ценность, неотрывная как от национальных достоинств, так и от уважения национального достоинства всех людей, всех племён, народов. Природа и социальное выступают в слитности, как начала взаимопитающие и взаимоподдерживающие. В «Ильдаре» М. Джалиль смог рассказать ярче всего о яблоневом саде. В «Письмоносце» национальное своеобразие народа стало фундаментом индивидуальной самобытности и красоты его героев. В «Алтынчеч», уходя в глубь истории, М. Джалиль поставил проблему свободы и рабства, личного и национального достоинства, войны за независимость и борьбы за дружбу народов; судьба человека и нации сливаются и выступают как выражение судеб человека, судеб человечества и мира.

Таков был ответ поэта М. Джалиля на вопросы, заданные тридцатыми годами. Ответ, который складывался в труднейших испытаниях, сопровождался обращением к татарской классике, к богатствам фольклора родных краёв, к опыту советской и мировой культуры. Ответ, который вызревал в работе над проблематикой, над словом. Отсюда бесконечное множество начатого и брошенного в архиве поэта, десятки вариантов, из которых подчас ни один не удовлетворял поэта. Не случайно из всего, что написано М. Джалилем до войны, опубликовано было не более трети. И опубликовано не всегда лучшее. Сейчас, когда печатается почти весь архив, забывается главное — это лишь поиски. Результаты работы поэта не столь объёмны, но и не малы. Очевидно, хорошо бы издать однажды том того, что издал бы сам поэт, уцелей он в Отечественной войне. Но это — умозрительная затея ещё и потому, что поэт наверняка многое бы и переписал, и отредактировал даже из числа лучших своих произведений.

К Джалилю трудно приходили широта охвата национальных судеб, искусство художественного выражения национального своеобразия. Н. Юзеев, на наш взгляд, правильно замечает, что в поэмах «Отрывки», «Больной комсомолец» Джалиль «не придаёт значения раскрытию национальных особенностей характеров» ¹.

Это умение медленно приходило к Джалилю и в пору зрелости. Говоря об этом периоде творчества поэта, К. Зелинский писал: «...Навыки газетного работника и пропагандиста, на мой взгляд, отрицательно сказывались своей оборотной стороной на иных стихах Мусы Джалиля — в излишне лобовом решении, в лобовой публицистичности, хотя глубоко искренней в своей основе, но в то же время порой проходившей мимо переживаний, раздумий, которыми живёт человеческая душа, всегда богатая оттенками, как небо над нашими головами.

Работа над драматической поэмой „Алтынчеч“, в которой было устранено прямое публицистическое решение, позволило Мусе Джалилю, погружаясь в песенные мелодии родного народа, в живую стихию фольклорных образов, внутренне развернуться как художнику» ².

Роль поэмы «Алтынчеч» в обновлении эпики, да и всей поэзии Джалиля, велика. Не только эта поэма определила «важный этап в художественном развитии Мусы Джалиля» ³, этап, характеризующийся обращением к народным истокам художественного слова, к первоосновам татарского характера. Он отразился и в лирике. Но в «Алтынчеч» Джалиль подошёл к искомому, к основам народной истории, её смыслу.

Правда жизни — это не те её явления, которые лежат на поверхности. «Чтобы писать правду, надо глубоко знать окружающий мир, вникнуть в его сложные процессы. Некоторые ограничиваются простым призывом „кипеть в жизни, вариться в ней“.

Это верно, но если ты малограмотен, то сколько ни варись в ней, не проникнешь в её глубины. Для этого нужно много читать... Не говоря уж о решениях партии, правительства, официальных документах, надо знать и историю, философию, психологию и многое другое...» ⁴

Джалиль ополчается против надуманных ситуаций и нежизненных образов, против увлечения модными схемами. Писатель Кави Наджми создаёт либретто для оперы под названием «Разия», где весело и остроумно рассказывает о молодёжи села. Но, вводя образ врага, вредителя, ломает стройный сюжет, нарушает течение либретто. «Вообще тема вредительства введена в это произведение насильно, она не правдива и не убедит зрителя» ¹, — говорит М. Джалиль. Поэт, выступая за гармонию формы и содержания произведения, бывает беспощаден и решителен. Высокое художественное совершенство — совершенство концепции, характеров, сюжета, языка — неуклонно отстаивается М. Джалилем. Поэт требует национальной определённости и героев, и изображаемой действительности, и языка. Рецензируя прозу X. Усманова, Джалиль пишет: «Без нужды употребляются русские слова (вместо „жыелыш“ — собрание). Встречаются нарушения правил грамматики... Подчас, в подражание русскому словоупотреблению, искажаются татарские слова» ². X. Усманов — сейчас блестящий стилист, прекрасный знаток татарского языка, и возможно, что здесь сыграло определённую роль и выступление Мусы Джалиля. Башкирский писатель Гайнан Амири, например, с благодарностью вспоминает рецензию на его первые опыты, написанную М. Джалилем ³: «Критика Мусы Джалиля заставила меня посмотреть на литературное творчество совсем по-новому — требовательно». Г. Амири пишет, что критика М. Джалиля была лишена вульгарно-социологического подхода, распространённого в то время. «Вправду говоря, в ту пору эти требования были новостью не только для меня, но и для многих писателей» ⁴.

Большую роль в овладении эпическими жанрами сыграло обращение Джалиля к мировой классике. Он перевёл на татарский «Арион», «На холмах Грузии», «Я здесь, Инезилья» А. С. Пушкина, отрывки из «Витязя в тигровой шкуре» Ш. Руставели, циклы стихотворений Т. Г. Шевченко, Н. А. Некрасова, В. В. Маяковского. Переводил Джалиль и песни В. Лебедева-Кумача, М. Голодного. Джалиль изучает самых разных поэтов: Бальмонта, Брюсова, Светлова. В домашней библиотеке у него «Фауст» Гёте и томик Кунанбаева. Поэт стремится овладеть культурой современного стиха.

Всё это сказалось на его творчестве не сразу. До опубликования наиболее значительного довоенного произведения Джалиля — «Алтынчеч» — он напечатал несколько небольших поэм, которые были пробой сил, новых языковых средств. В них затрагиваются самые разнообразные темы: звериный расизм фашистов — «Джим» (1935), благородный труд врачей, сражающихся со смертью, — незаконченная поэма «Врач» (1940), посвящённая доктору Хазановой.

Почти все татарские поэты в эти годы много пишут о деревне, о колхозниках. В историю татарской литературы вошли поэмы Ш. Маннура «Дядюшка Гайджан», «Один вечер из тысячи», А. Файзи «Степь и человек», Н. Баяна «Дождливая ночь», Ф. Карима «Шумный рассвет», С. Баттала «Мусаллям».

М. Джалиль в своих первых поэмах о деревне ещё не может избавиться от шаблонов, угнездившихся в литературе. Вот, например, начало поэмы «Джиган» (1935):

Щедрые краски поэмы не могут скрыть худосочности героев. Джиган и Герей жили дружно. Но вот Джиган стала прославленным бригадиром, заслужила уважение людей, и Герей недоволен.

Произошла ссора, и Герей был побеждён; он вновь пришёл в бригаду.

Ничтожность, беззубость конфликта не давала поэту возможности «развернуться» как художнику, создать ёмкие, глубокие человеческие характеры.

Характерна в этом смысле и другая его поэма «Директор и Солнце» (1934–1935). В ней действуют сказочные образы Земли, Солнца. В «Песне про Землю» Джалиль пишет:

Солнце — это всеобщий друг и любимец, без его ведома ничего не происходит на земле: не цветут поля, не встречаются люди, не спорится работа.

Рядом с этими яркими образами люди выглядят маленькими и неинтересными. Их в поэме немного: директор совхоза и рабочие — ударница Джамиля и лодырь Карим. И знаем мы о них тоже немного. Директор целые дни на полях, и бедное Солнце никак не может его поймать. Джамиля работает хорошо. А Карима впору выгнать из совхоза.