Поэтому он предпочел оставаться вне дома и заняться… хоть чем‑то. Например, можно было бы разнести что‑нибудь вдребезги. Или убить кого‑то.

Рамзи не отходил далеко от дома. Не мог себе этого позволить, поскольку его единственной и главной задачей была охрана тех, кто находился внутри. Он занял позицию, которую облюбовал много лет назад, на высоком дубе, прямо над тропой, по которой олени шли на водопой. Отсюда он мог видеть все на несколько миль вокруг. Он собирался охотиться не только на оленей.

У него еще в очень юном возрасте появилась привычка возвышаться над миром, сидя на этом самом месте. Здесь он решал, кому жить, а кому умереть.

Сейчас видели бы коллеги его – лорда Рамзи, сменившего белый парик и черную мантию на грязную рубашку и полное облачение охотника.

Эти самые коллеги сразу поняли бы, что были правы. Ведь они всегда говорили, что дикое шотландское ничтожество с непонятным прошлым не заслуживает высокого общественного положения. Их голоса преследовали его в минуты уныния. Они же долгие годы помогали ему принимать решения. Рамзи преуспел в жизни не вопреки им, а назло. И теперь эти люди были вынуждены кланяться ему и, обращаясь к нему, говорить «милорд», хотя им ужасно этого не хотелось.

Рамзи потратил много лет жизни на то, чтобы добиться желаемого и стать тем, кем он стал. И не важно, сколь высокородными были его так называемые коллеги и какими привилегиями они пользовались. Все равно им приходилось ему подчиняться.

Никто не осмеливался выступать против. Его слово было законом, а его решения – окончательными.

Но этой ночью появился новый голос – низкий, тихий, чуть хрипловатый, словно сотканный из страсти.

Голос Сесилии Тиг.

Рамзи произнес ее имя, обращаясь к ветру, негромко и уважительно. Он был уверен, что это имя должно всегда произноситься именно так.

Есть божества, имена которых нельзя произносить громко, а их изображения и вовсе запрещены. Прежде Рамзи не понимал такого поклонения. Но сейчас он точно знал: в тот момент, когда их губы соприкоснулись, его жизнь изменилась. Нет, пожалуй, до этого.

Возможно, это случилось в саду Редмейна, в том месте, где они говорили о многих причинах, по которым их союз был бы для них обоих катастрофой. Или на свадьбе Редмейна, состоявшейся почти год назад, когда он смотрел на нее, прохаживающуюся в бальном зале возле стола с закусками.

Рамзи уже тогда был бесконечно очарован ею и даже изменил своему правилу не знакомиться с дамами. При виде Сесилии Тиг нечто дикое и безудержное – он считал, что это уже в далеком прошлом, – внезапно ожило и заявило о своих правах.

Удостоверившись, что Сесилия невиновна в преступлениях Генриетты, он возблагодарил Бога и призвал дьявола, убедившись, что она невинна в самом прямом смысле слова.

А он лишил ее невинности.

Где‑то хрустнула ветка, и Рамзи насторожился. По тропе кто‑то шел.

Рамзи замер и приготовил лук. У него, разумеется, имелось ружье, но он по возможности избегал его использовать. Ружейный выстрел выдает позицию стрелка.

Из‑за куста выступила олениха. Ее длинные пушистые уши шевелились, черный нос принюхивался.

Рамзи достал стрелу и натянул тетиву. Олениха остановилась и осмотрелась. На тропинку выбежал олененок – совсем маленький, не больше собаки, – и животные пошли к реке на водопой.

Они его не заметили, но почувствовали опасность.