Вокруг меня раздались шаги охранников. Я набрал полную грудь воздуха и задержал дыхание.
Охранник поднял надо мной полный ковш воды. Она потекла тонкой струйкой на подбородок, смочила губы, просочилась в обращенные кверху ноздри, из носа проникла в горло. Я твердо решил, что ни в коем случае не закашляю, не вдохну и не дам воде попасть в легкие. Напрягся, изо всех сил стараясь не дышать, и зажмурился еще крепче.
В коридоре за дверями послышался шум, затопали тяжелые сапоги, раздались возмущенные крики. Мне в лицо выплеснули остатки воды из ковша.
Стриженая тихо сказала что-то охранникам, потом обратилась ко мне:
– Всего лишь логин, Маркус. Это же совсем просто. Ну что я смогу сделать, зная только логин?
На этот раз мне в лицо выплеснули целое ведро. Наверное, оно было огромным, ибо вода текла нескончаемым потоком. Я ничего не мог поделать. Долго сдерживался, потом все-таки не выдержал и вдохнул, набрал в легкие воды, закашлялся и нахлебался еще. Умом я понимал, что мне не дадут умереть, но никак не мог убедить в этом свое тело. Каждая клеточка организма кричала, что я гибну. Хотелось завопить, заплакать, но под непрерывным водопадом я и этого не мог.
Наконец поток иссяк. Я заходился в судорожном кашле, однако лежал под таким углом, что вода, извергнутая из легких, затекала обратно в нос и как кислотой обжигала носоглотку.
От надрывного кашля заломило грудь, заныли ребра, отозвались болью стянутые ремнями ноги. Я ненавидел свое тело за то, что оно предало меня, свой разум за то, что он не мог подчинить себе тело, и себя самого за то, что ничего не могу с этим поделать.
В конце концов кашель немного утих, я пришел в себя и попытался понять, что же тут происходит. Слышались крики, какая-то возня, звуки ударов. В комнате явно шла потасовка. Я открыл глаза и сразу зажмурился от яркого света, потом, все еще покашливая, вытянул шею.
Народу в комнате заметно прибавилось. Почти все новоприбывшие были в бронежилетах и шлемах с забралами из затемненного пластика. Они орали на тюремных охранников, а те со вздувшимися жилами на шеях орали в ответ.
– Всем стоять! – скомандовал один из бронежилетов. – Не двигаться! Руки вверх! Вы арестованы!
Стриженая говорила с кем-то по мобильнику. К ней мгновенно подскочил бронежилет и рукой в черной перчатке выбил телефон. Тот по широкой дуге пролетел через всю комнату, упал и разбился вдребезги. Все притихли.
Внезапную тишину нарушили бронежилеты. Они рассыпались по комнате и, разбившись по двое, заломали каждого из моих мучителей. У меня даже почти получилось улыбнуться при виде лица стриженой тетки, когда один бронежилет схватил ее за плечи, а второй защелкнул пластиковые наручники.
От дверей отделился один из бронежилетов. На плече он держал видеокамеру – здоровенную штуковину с ослепительной белой подсветкой. Он заснял все помещение и меня тоже, дважды обойдя вокруг водяной доски. Я терпеливо лежал не шелохнувшись, словно позировал для фотопортрета.
Наконец мне эта комедия надоела.
– Как вы думаете, может, пора меня отстегнуть? – поинтересовался я, слегка закашлявшись.
Ко мне подошли два бронежилета – один оказался женщиной – и стали развязывать лямки. Откинули забрала, улыбнулись мне. На плечах и шлемах у них были красные кресты.
А под красными крестами виднелись другие эмблемы. КДП – Калифорнийский дорожный патруль. Они из полиции штата!
Я начал было спрашивать, как они здесь очутились, и вдруг увидел Барбару Стрэтфорд. Видимо, ее пытались задержать в коридоре, но она, растолкав всех, пробилась-таки в камеру.
– А вот и ты, – с облегчением вздохнула она, опустилась на колени, и мы стиснули друг друга в самых долгих и крепких объятиях.