По неизбежной исторической логике именно тот метод, который являлся секретом успеха иезуитов в столь идеологически самодостаточной стране, как Китай, и был поставлен им в вину соперниками и союзниками. По разным поводам было многое сказано о «средствах» иезуитов, но когда речь идет о проецировании этих методов на их «страноведческую» практику, необходимо признать, что метод культурной адаптации, поиска разумных компромиссов и точек соприкосновения культур доказал свою бесспорную пригодность, если не сказать беспроигрышность. Иезуиты обнаружили признаки Божественного в древних философских системах Китая и нашли доктрины конфуцианства почти идентичными христианским. Риччи полагал, что древние религиозные воззрения китайцев подразумевали единство Бога и не опускались до идолопоклонничества. По его мнению, древние китайцы были «спасены» посредством естественного закона: знаменитая библейская формула о недопустимости поступать по отношению к другим так, как не хотелось бы, чтобы поступили с тобой, была выявлена им и в китайской философии.
Если мы назовем иезуитского миссионера Маттео Риччи первым сознательным посредником между Европой и Китаем, в этом не будет большого преувеличения. Восприятие роли католических и, в частности, иезуитских миссионеров в политических и культурных контактах по линии Восток-Запад, несомненно, требует сейчас определенной коррекции как на уровне обыденного сознания, так и в объективно-историческом плане. Устоявшиеся клише, базирующиеся на сведениях XIX–XX вв., в соответствии с которыми западные миссионеры толкуются как «цепные псы» колониализма и империализма, обычно автоматически переносятся на всю историю иезуитских миссий, в частности в Китае с момента ее появления там в конце XVI в. Да и отечественная синология еще со времен Н. Я. Бичурина традиционно скептически относится к описаниям Китая европейскими миссионерами.
В истории взаимоотношений стран Европы с Китаем фигура иезуитского миссионера Маттео Риччи (1552–1610 гг.) стоит на особом месте. До его миссии Китай для европейцев был неведомой страной, ведь именно Риччи идентифицировал «Катай» Марко Поло с Китаем, а для ученых-мандаринов Запад являлся мало проверенным слухом. Этот итальянский священник, проведший в Китае 28 лет вплоть до смерти, широко известен за рубежом, тогда как в нашей стране до сих пор не издан даже его дневник, еще в XVII в. переведенный на основные европейские языки, отсутствуют исследования, посвященные первым европейским миссионерам в этой стране.
Вместе с тем и западное востоковедение деятельность первых иезуитов в Китае не всегда интересует как связующее звено в системе Запад-Восток. С этой точки зрения нам и было интересно рассмотреть труды и деяния Маттео Риччи и его последователей в Китае.
Иезуитские «средства для достижения цели», с XVI в. неизменно осложнявшие европейскую политику, в ходе миссионерской деятельности на Востоке становились особо эффективными, так как базировались на веротерпимости, языковой подготовке и даже этнической мимикрии проповедников. Иезуитов обвиняли в неуместном новаторстве и конфессиональных компромиссах, тогда как они сами оправдывали свою тактику соответствием «апостольским» методам, характерным для первых веков христианской экспансии.
Маттео Риччи начал изучать Китай и его язык в 1582 г., по прибытии в Макао, где он подготовил обобщенное описание народа, обычаев, институтов и правительства Китая. Первый труд Риччи замечателен формулировкой метода «культурной адаптации» и тем, что на то время это было самое достоверное описание китайской цивилизации. Автор выказывал уважение к китайскому образу жизни, культуре, национальному характеру. Демонстрируя объективность, итальянский иезуит отмечал и недостатки.
Проникновение иезуитов вглубь Китая происходило с южного побережья и было поначалу очень медленным. Состоявшая в 1595 г. из семи человек миссия в 1601 г. уже обосновалась в Пекине. Здесь деятельность иезуитов имела большой успех как вследствие их терпимости и такта, так и благодаря обширным познаниям Маттео Риччи в астрономии, картографии, точных науках и, особенно, в конфуцианском каноне (Риччи перевел его на латинский язык). С 1594 г. миссионеры носили традиционные костюмы китайских
В Пекине Маттео Риччи был представлен минскому императору Ваньли, которому он, в частности, преподнес астрономические инструменты, водяные часы — клепсидру и изображение Девы Марии. Составленное Риччи описание Китая высоко оценил его первый переводчик и издатель Никола Триго: «Это произведение имело большее влияние на литературные, философские и религиозные стороны жизни в Европе, чем какая-либо другая историческая книга, написанная в XVII в.»[225].
Хотя «Общество Иисуса» было орденом, члены которого подчинялись строгой квазивоенной дисциплине, на огромном удалении от Европы многое зависело от качеств самого человека в Конкретной ситуации. Поэтому Риччи было предоставлено большое свободное поле действия для установления иезуитской практики в Китае, хотя эта практика, безусловно, должна была совпадать с иезуитскими целями и идеалами. Обратив в веру принца крови и нескольких высокопоставленных сановников, он проиллюстрировал одну из кардинальных отправных точек в иезуитской стратегии — попытку заручиться союзом с влиятельными лицами в надежде, что это является кратчайшим путем общей христианизации страны. Эта политика сохранялась на протяжении существования иезуитской миссии, хотя иногда можно было наблюдать сильный контраст между трудностями, которые испытывали рядовые члены миссии и престижем и привилегиями, которыми наслаждались те, которые находились в фаворе при дворе.
Придворные иезуиты пользовались особенным влиянием, когда работали в Императорском бюро астрономии («математики короля»), где они неоднократно получали возможность реформировать календарь, что являлось задачей жизненной важности, потому что, если календарь был неправильным, император не мог править в соответствии с нормами Дао, или космического порядка, а это могло привести к наступлению хаоса. Точные предсказания затмений доказали их компетентность в этой области, но, несмотря на ревизию календаря, династия Мин все же «утеряла Небесный мандат на правление», и иезуиты (отныне в роли производителей пушек) не могли спасти их, даже несмотря на то, что благословляли и давали имена святых продуктам своего мастерства. Позже, при маньчжурах, они спроектировали здания в европейском стиле для Летнего дворца и очаровали императора Цянь-луна своим живописным искусством и умением собирать заводные игрушки. Они доставили удовольствие своему царственному хозяину и сооружением фонтанов для императорских площадок развлечений. Среди продолжателей дела Риччи следует особо отметить выдающихся Адама Шаля, увенчанного многочисленными почестями при молодом императоре Шуньчжи[226], и Фердинанда Вербиста, занимавшего поистине завидную позицию при дворе: при том, что большинство сановников редко пользовались привилегией входить к императору, Вербист проводил большую часть своего времени во дворце. Его использовали как педагога императора и переводчика, и более ста его учеников занимали официальные посты[227].
Остается интересным вопросом, какое влияние имели католические миссионеры на исконные китайские познания в сфере математики, медицины и схожих областях. Мы знаем, что военное превосходство Запада, которое вовлекло Китай в более близкий контакт с Европой и Америкой, было продуктом развития технологии. Подобно тому как в Новейшее время исход войны стал решаться превосходством в танках и самолетах, британские крейсеры были решающей силой в прибрежных военных действиях с 40-х гг. XIX в. Несоответствие китайской военной техники времени (мушкеты, верховые лучники и джонки как боевое средство) было симптомом научной отсталости. Однако было бы совершенно неверным заключить, что китайское общество всегда отставало от Запада в области материальной культуры, да и сам этот вопрос носит весьма относительный характер. Напротив, общеизвестное раннее использование Китаем печати, компаса и пороха показывает определенно превосходящее его развитие по сравнению со средневековой Европой. Нельзя сказать, что пути самостоятельного развития науки и технологии в Китае были достаточно тщательно исследованы, хотя наши современники уже позаимствовали многие полезные лекарственные препараты (например, эфедрин) из старой китайской фармацевтики, а многие продукты китайских мастеров и художников были уже с древности признаны не имеющими аналогов в Европе. До сих пор остается неясным, насколько глубоко было влияние западных технологий на пути развития китайской науки и техники до XIX в.
Превосходство иезуитов в математических знаниях было скоро признано китайскими учеными. С XIII в., когда счеты начали заменять старые китайские счетные стержни, китайская математика, основывавшаяся на архаичном способе расчетов, постепенно стала уходить в прошлое. К концу XVI в. даже самые продвинутые китайские математики, практически, ничего не знали о высшей математике. Поэтому публикация в китайском переводе евклидовых «Элементов геометрии» в 1607 г. и определенные иезуитские работы по математике, равно как проведенные в последующие годы вычисления, касавшиеся календаря, вызвали среди ученых новый интерес к изучению математики.
Второй частью стратегии иезуитов, практиковавшейся уже Риччи, была допустимость местных религиозных практик. Эта политика, без сомнения, помогала обеспечить терпимость к миссионерам, но именно она и принесла им жестокую критику оппонентов в рамках церкви за потакание таким практикам, как почитание предков на том основании, что это был лишь символ уважения, но не настоящий религиозный ритуал. Еще одним камнем преткновения был термин, который китайцы использовали в значении «Бог», так как было крайне важно знать, совпадали ли оба имени, обычно используемые китайцами для обращения к их верховному божеству, с христианской идеей Бога. Существовало также определенное количество более мелких пунктов, в которых иезуиты были склонны проявлять более либеральное отношение, чем их оппоненты. Корни этого либерализма могут быть найдены в моральной философии иезуитства, на которую сильно повлияла «Никомахейская этика» Аристотеля, чьи сочинения были главным базисом иезуитского образования. Иезуитам противопоставляли некие общеприменимые этические принципы, тогда как они предпочитали иметь дело с индивидуальными случаями безотносительно к абстрактным, идеальным требованиям. Они плотно занимались служением своим интересам, отказываясь отвечать требованиям этических императивов. Компромисса между их отношением к проблеме и тем, которое культивировали доминиканцы и францисканцы, проповедовавшие, что даже Конфуций был, как еретик, проклят на вечные мучения в адском пламени, быть не могло. Подобные споры были остры не только из-за того, что влияли либо на спасение, либо, напротив, проклятие бесчисленного числа не обращенных душ, но также и потому, что принимали поистине международные масштабы.
В 1704 г., после нескольких десятилетий подобного ожесточения, Папа Клемент XI выпустил декрет, всей своей тяжестью направленный против иезуитов. Условия декрета были снова подтверждены папскими буллами в 1715 и 1742 гг. Это был страшный удар по иезуитам. Потребовалось вмешательство императора-патрона иезуитов Канси, чтобы отвести этот удар. Канси расценил подобные действия Папы как недопустимое вмешательство в дела Китая.
Еще худшим ударом была сама ликвидация церковной миссии в Китае: в 1773 г. подоспели репрессии ордена иезуитов, окончательно поверженных соперниками под предлогом использования неортодоксальных методов. Безусловно, успехам от-цов-иезуитов завидовали. Хотя орден в 1814 г. был восстановлен, удар был ужасающим, так как именно иезуиты были становым хребтом всей христианской миссии и уже имели на своем счету некоторые замечательные успехи. Отныне их работа должна была продолжаться в более или менее скрытой и нелегальной форме, потому что единственный императорский указ, предоставлявший льготы неограниченной терпимости в вере, был выпущен Канси в 1692 г. Тем не менее члены «Общества» не только смогли обратить в христианство некоторых весьма важных лиц при дворе, но также распространили весть о своей религии во многих провинциях империи. Число обращенных ими в христианство китайцев выражалось в шестизначных цифрах, и они даже получили замечательное право на строительство церкви внутри Запретного города — Гугуна, в самом центре государства с абсолютно несхожей морально-этической традицией и религиями.
Падение христианской миссии означало, что ее сотрудники в столице прекратили занимать важные позиции в имперской бюрократической иерархии, тогда как в целом по стране христиане просто оказались жертвами ширившихся преследований, которые были вполне объяснимы: самим своим существованием христиане нарушали императорское законоуложение.
В довершение всего неблагоприятные обстоятельства в Китае сопровождались ослаблением поддержки из Европы. Власть и ресурсы Испании и Португалии уменьшались, а нестабильное положение Франции, кульминацией которого стала революция 1789 г., прекратило приток и денег, и миссионеров. Золотая эра относительного процветания миссии, когда появилось и доминировало видение Китая как монолитного государства, ведомого моральной и политической мудростью учения Конфуция, ныне клонилась к закату.
К иезуитским источникам с готовностью апеллировали писатели-рационалисты, в особенности Вольтер, превыше всего ценившие проявления здравого смысла, морали и «религии» в Китае. Однако ни Риччи, ни его последователи не были виновны в преувеличениях, допущенных Вольтером. Предметом единодушного одобрения первых миссионеров была в основном политическая организация государства, в системе которой они видели воплощение на практике изображенного Платоном правительства философов.
Иезуиты мало занимались буддизмом и даосизмом, в конфуцианстве же их восхищали преимущественно моральные догмы, которые в основе своей, как они считали, не противоречили христианскому-учению о морали. Несомненно влияние сочинений иезуитов на Вольтера и Монтескье, которые органично вплели их восприятие Китая в русло европейской мысли.
Деятельность Маттео Риччи в Китае являлась беспрецедентным опытом пересмотра доминирующих в ту эпоху идеологических позиций и открывала новую страницу в истории культурных связей между Западом и Востоком.