Книги

Миф о Христе. Том II

22
18
20
22
24
26
28
30

Такова точка зрения Вильяма Смита. По его мнению, это имя восходит к древнему корню н-з-р, который значит то же, что «страж, покровитель, спаситель». Следовательно, Иисус Назорей или Назарянин значило бы «Иисус спаситель, защитник, покровитель», подобно Яхве-господу[58] или архангелу Михаилу, «князю ангелов», который не раз занимает место мессии и называется «стражем Израиля», его ангелом - хранителем, ходатаем пред богом и избавителем от всяких зол. Также и раввинский Метатрон играет роль подобного защитника и адвоката иудейского народа и рассматривается в качестве «ангела избавления» для осужденных, страдающих в аду. Значит, поклонники Иисуса могли называться назореями потому, что они ожидаемого мессию понимали преимущественно в смысле Михаила или Метатрона, т. е. в качестве хранителя или покровителя. Этот взгляд, вопреки Вейсу, все же более правдоподобен, чем тот, что они получили свое имя от местечка Назарет, с каковым не находились абсолютно ни в какой связи[59]. Также вовсе нельзя отрицать, что место Назарет могло получить свое имя от секты назореев, а не наоборот, как это признает также и такой выдающийся ученый, как В. Нестле[60]. По мнению ассириолога Гаупта (Балтимора), Назарет был новым именем древнего Хетлона, равно Хитталона или Хиннафона, что, приблизительно, означает «свободу, охрану», именно в виду защищенного, замкнутого положения Назарета в местности, окруженной кольцом холмов. В таком случае, стало бы понятно, почему евангелист местность, называемую «Защита» или «Охрана», мог избрать в качестве месторождения Защитника или Спасителя.

Далее, по свид. Марка, 10, 47, слепой Вартимей, услыхав, что мимо него проходит «Иисус Назарянин», обращается к нему со словами: «Иисус, сын Давидов!», и здесь, быть может, находится указание на первоначальное значение этого имени. У Исайи слова Нацар («nazar») является еврейским выражением для «отрасли», той самой, которая у Захарии передана через Цемах («zemah»), и эта отрасль названа Исайей «отраслью от корня Иессеева», т. е. «сыном (потомком) Давида». Не мог ли поэтому в прозвище Назорей или Назарянин одновременно заключаться намек на «отрасль», как это предполагает Робертсон? Если образ Иисуса вместе с его именем, как мы видели, возник из пророка Исайи, то можно допустить, что также и его прозвище «Назорей» восходит к тому самому источнику, а в названии его секты отражается связь с Давидовой отраслью, упоминаемой пророком. «Ибо он взошел пред ним, как росток (нацар)», из чего последующие поколения сделали «Назарянина» и заставили его взойти в Назарете. В таком случае, и странное указание Матфея, 2, 23, на прежде неизвестное место пророка нашло бы свое самое простое объяснение и не зачем было бы предполагать, что Назарет только позднее сделался именем местности; он мог уже существовать и превратиться в место рождения Иисуса вследствие своего созвучия со словом «нацар».

Здесь само собой напрашивается предположение, что секта назореев первоначально была тождественна с назиреями, теми «посвященными» или «святыми», которые отличались от своих иудейских соплеменников воздержанием от масла, вина и бритвы, равно как и особенно благочестивой жизнью, и что назореи были теми самыми назиреями, которые понимали чаемого мессию в смысле «нацара» Исайи. В «Плаче Иеремии» (4, 7) «назареи» называются «чистыми», что в пересмотренном библейском переводе по какому-то странному случаю изменено в «князей», между тем как перевод 70 передает эго имя чрез «назирей» («naziraios»), Иосиф Флавий в «Иудейских древностях», 4, 4, 44 пишет: «nazaraios» — «назарей», а в 19, 6, 1 — «naziraios» — «назирей».

Что предположение о происхождении Иисуса из Назарета противоречит другому преданию, по которому, мессия, будто бы, родился в качестве Давидова отпрыска в Вифлееме, — с этим необходимо согласиться. Но противоречие тут не между мессианской догмой и «суровым историческим фактом», как утверждает

Вейс (22), а происходит просто только от того, что человек из рода Давида пророком назван «отраслью» (нацар), а когда наступил процесс превращения Иисуса в личность историческую, простым созвучием этого слова с Назаретом слишком охотно воспользовались для того, чтобы затушевать действительное происхождение Иисуса из Исайи. Происходящее отсюда противоречие древним христианством так же мало чувствовалось, как и то обстоятельство, что место Назарет во времена Иисуса вообще, быть может, не существовало (Вейнель, 97, Вейс, 22).

По всей вероятности, как это будет дальше показано, не существовало ни Капернаума, ни Гефсимании, ни Голгофы. А если мои противники думают, что поэтому история Иисуса явно обнаруживала бы все признаки поэтического вымысла, и всякий еврей тотчас же указал бы на это, то можно напомнить о том, что и вифлеемское избиение младенцев, и путешествие людей на перепись, и совершенно невозможное астрономически солнечное затмение при смерти Иисуса, длившееся, будто бы, 8 часа, и еще многое другое, — все это нисколько не смутило евангелиста. Впрочем, ведь, даже еще и в наше время верующий читатель библии не находит странными эти вещи. Возражения же иудейских противников против происхождения Иисуса из Назарета нельзя было бы бояться уже по одному тому, что этот процесс превращения мифа о Христе в историю осуществился только в то время, когда каких-нибудь исторических свидетельств в пользу настоящего происхождения Иисуса уже вообще было бы привести невозможно, так как мы, ведь, уже видели, что древнейшее «евангелие употребляет имя назорей, вероятно, вообще не в качестве определения места рождения Иисуса, а, скорее, в качестве сектантского имени, имея в виду «нацар» Исайи.

Иерусалим.

Нисколько не разделяя взгляда Вейса, что, якобы, следует остаться при старом взгляде, согласно которому, имя Назорея или Назарея и Назарянина произведено от города Назарета, мы должны сказать, что из всех соответствующих предположений как раз это имеет за собой меньше всего вероятия. Да и вообще имена мест, упоминаемых в евангелиях, не могут служить доказательством в пользу историчности Иисуса, так как все названия мест, где, якобы, жил Иисус, в сущности, намечены Исайей и другими пророками. Прежде всего, само собой понятно, что коль скоро событие начало трактоваться с исторической точки зрения, то великая драма страданий и смерти «раба божия» и связанное с ней искупление людей должны были быть перенесены в Иерусалим. «Не бывает, чтобы пророк погиб вне Иерусалима», — говорит Лука (13, 33). Пророки постоянно твердят, что господь прославит Иерусалим и сделает его центром мировой истории. Так, у пророка Захарии (12, 10) читаем о жителях этого города: «Они воззрят на того, кого пронзили, и будут рыдать о нем, как рыдают об единородном сыне, и скорбеть, как скорбят о первенце. В тот день поднимется большой плач в Иерусалиме, как плач Гададриммона в долине Мегиддонской. И будет рыдать земля, каждое племя особо: племя дома Давидова особо, и жены их особо». На Иерусалим направлены взоры всего народа. Там осуществятся все его страстные желания. Оттуда распространится спасение на землю, а вместе с тем наступит и суд над людьми.

«Вот, я полагаю в основание на Сионе камень, камень испытанный, краеугольный, драгоценный, крепко утвержденный» (Исайя 28, 16). «И будет он (господь) освящением и камнем преткновения и скалой соблазна для обоих домов Израиля, петлей и сетью для жителей Иерусалима. И многие из них преткнутся, и упадут, и разобьются, и запутаются в сети, и будут уловлены». Так, у евангелиста Иисус, ссылаясь на пророка, говорит: «Камень, который отвергли строители, тот самый сделался главою угла... И тот, кто упадет на этот камень, разобьется; а на кого он упадет, того раздавит. Потому сказываю вам, что отнимется от вас царство божие и дано будет народу, приносящему плоды его». В точно такой же связи у Исайи пророк говорит тем, которые свято чтут господа, — своим «ученикам»: «Вот я и дети, которых дал мне господь, как указания и предзнаменования в Израиле от господа воинств, живущего на горе Сионе». «Тогда оставшиеся на Сионе и уцелевшие в Иерусалиме будут именоваться святыми, все вписанные в книгу для житья в Иерусалиме». Также тарсийский делатель палаток Павел называет христиан в Иерусалиме «святыми», и мы чувствуем, как будто пред нами выплывают в памяти Деяния апостольские, собрание при сошествии святого духа и первая христианская пропаганда, когда читаем: «Как утешает кого-либо мать его, так утешу я вас, и вы будете утешены в Иерусалиме... И вот я приду собрать все народы и языки, и они придут, и увидят славу мою. И положу на них знамение, и пошлю из спасенных от них к народам: в Фарсис (!), к Пулу и Луду... на дальние острова, которые не слышали обо мне и не видели славы моей; и они возвестят народам славу мою, и представят всех братьев ваших от всех народов в дар господу... на святую гору мою, в Иерусалим, — говорит господь, подобно тому, как сыны Израилевы приносят дар в дом господа в чистом сосуде. И из них буду брать также в священники» (66,13, 16 сл.).

В чем же заключается то утешение, которое господь предназначил для своего народа? Он сам придет, как царь Израиля, и поведет своих верующих в Иерусалим: «Как прекрасны на горах ноги благовестника, возвещающего мир, благовествующего радость, проповедующего спасение, говорящего Сиону: «воцарился бог твой!» И все вместе ликуют». «Проходите, проходите в ворота, приготовляйте путь народу, равняйте, равняйте дорогу, убирайте камни!.. Скажите дщери Сиона: грядет спаситель твой; награда его с ним и воздаяние его пред ним. И назовут их «народом святым, искупленным от господа», а тебя назовут «взысканным городом, не оставленным». Пророк относит эти слова прямо к Яхве. Но мы уже видели, как последний постоянно сливается во одно с образом «раба божия» и спасителя; как легко мог из этого места развиться рассказ о входе господнем в Иерусалим!

«Ликуй от радости, дщерь Сиона, торжествуй, дщерь Иерусалима!», — взывает пророк Захария в согласии с приведенными словами Исайи. «Се, царь твой грядет к тебе, праведный и спасающий, кроткий, сидящий на ослице и на молодом осле, сыне подъяремной». Поэтому Иисус приказывает (Матф., 21, 2) своим ученикам привести ослицу с ее осленком, которых они найдут привязанными, причем евангелист имел в виду вместе с тем и слова, книги Бытия, 49, 11: «Он привязывает к виноградной лозе осленка своего, и к лозе лучшего винограда сына ослицы своей». Марк же, 11, 2, приписывает Иисусу слова, что еще никто не сидел на том осле, это потому, что в Числах, 19, 2, написано, что должны были привести священнику Елизару телицу без порока, «на которой не было ярма».

«Осанна» народа и крик его: «благословен грядый во имя господне!» позаимствованы из 117 псалма (25): «О, господи, спаси же! (таков именно смысл евр. гошиана, которое евангелист, по-видимому, ошибочно принял за радостное восклицание). Благословен грядущий во имя господне!» Слова Иисуса, сказанные им, будто бы, при входе в Иерусалим своим ученикам: «Если они умолкнут, то камни возопиют»; являются подражанием пророку Аввакуму: «Камни из стен возопиют». Да и имя «Гефсимания», в котором нельзя еще видеть названия местности, по мнению Смита, внушено Исайей. Это имя значит «пресс для выжимания масла», или «оливковое точило». Это, по-видимому, относится к Исайе, 63, 2, где читаем о Яхве: «Отчего же одеяние твое красно, и риза у тебя, как у топтавшего в точиле (евр. гаф)?».

«Я топтал, — говорит Яхве, — точило один, и из народов никого не было со мною; и я топтал их во гневе моем, и попирал их в ярости моей; кровь их брызгала на ризы мои, и я запятнал все одеяние мое. Ибо день мщения — в сердце моем, и год моих искупленных настал. Я смотрел, и не было помощника; дивился, что не было поддерживающего; но помогла мне мышца моя». Здесь ясно, как день, указание на чувство одиночества Иисуса в Гефсиманском саду, на ободрение его ангелом, также заметно отношение этого места и к пролитой крови (Лука, 22, 44). Акт мести Яхве язычникам в евангелии превращен в противоположный акт самопожертвования Иисуса, а в то время, как у Исайи из точила льется вино ярости и мести, здесь, в евангелии, на народы изливаются из точила (gath — гаф) масло спасения и искупления.

Существование Гефсимании, как и Голгофы («лобное место»), не доказуемо. Может быть, это имя стоит в связи со столбами (golgoi — голгой) переднеазиатской богини-матери и указывает на древнейшее иевусейское место поклонения Адонису под именем Голга (Golgos). А может быть, здесь играет также роль и астральный момент, если только, — как это указывает Матфей, 27, 33, — имя это значит «лобное место» (от евр. гулгулеф — череп) и указывает на Череп или Чашу (череп, как сосуд для питья), которая находится под небесным осенним крестом (точка осеннего равнодействия), каковой как бы стоит на ней.

Галилея.

Евангелия говорят, что спаситель жил сначала не в святом городе. Откуда же он пришел? И на этот вопрос ответ — у Исайи: «Я воздвиг его от севера». Там находится Галилея, о которой мы у пророка читаем: «Прежнее время умалило землю Завулонову и землю Неффалимову; но последующее возвеличит приморский путь, Заиорданскую страну, Галилею языческую. Народ, ходящий во тьме, увидит свет великий; на живущих в стране и тени смертной свет воссияет» (9, 1 — 2). Что, на самом деле, в Галилее вообще видели страну, откуда придет мессия, — подтверждает также и талмуд, где сказано, что, так как галилеяне первыми были уведены в плен, они первыми получат утешение, согласно закону о возмездии, который управляет всеми божественными распоряжениями. Поэтому и следующие за тем слова пророка могут относиться к галилеянам и их радости: «Ты умножишь народ, увеличишь радость его. Он будет веселиться пред тобой, как веселятся во время жатвы, как радуются при разделе добычи... Ибо младенец родился нам; сын дан нам; владычество на раменах его, и нарекут имя ему: чудный советник, божественный герой, вечный, князь мира. Умножению владычества его и мира нет предела на престоле Давида и в царстве его, чтобы ему утвердить его и укрепить его судом и правдою отныне и до века».

Следовательно, слова пророка, а не «суровый исторический факт» требуют предположения, что спаситель родился в Галилее. А вместе с тем сам собою явился местом рождения Иисуса также и Назарет в виду связи последнего со словом «нацар», как только рождение это стали считать историческим фактом.

Может быть, здесь принимали участие и астральные моменты. Галилея от слова «галиль» — круг, заставляет думать о зодиаке, через который проходит солнце, а у пророков спаситель отожествляется с солнцем. «Народ, ходящий во тьме, и живущие в стране тени смертной», легко могли сливаться с теми «душами умерших», о которых Исайя говорит: «для них не начинается утренняя заря», «и будут они бродить по земле, жестоко угнетенные и голодные; и во время голода будут злиться, хулить царя своего и бога своего. И взглянут вверх, и посмотрят на землю: и вот — горе и мрак, густая тьма, и будут повержены во тьму». Они напоминали души в подземном царстве, звезды во время прохождения под небесным экваторам, которые при рождении «великого света», в момент зимнего солнцеворота, радуются и для них снова наступает период блеска. Следовательно, Галилея языческая (Galil-ha-goim) точно совпадает с нижней половиной, «водной областью» зодиака, где находятся водные знаки Южной Рыбы, Водолея, Кита и Эридана[61]. Таким образом, мы понимаем, почему «Галилея, приморский путь, страна Заиорданская», играет такую важную роль в истории Иисуса: она должна была «возвеличиться» как раз в мессианское время. Потому-то эта «водная область» неба образует главную арену деятельности спасителя; отсюда в евангелиях «Галилейское море», «Генисаретское озеро», многие местные имена этой страны. Правда, все они ничего особенного не говорили грекам и римлянам и являлись для них только простыми именами. Но они были для них такими же, как для нас, быть может, многие местные имена у Гомера, Вергилия или в описании похода аргонавтов Аполлония Родосского. Просто невероятно, что фон-Соден в этих именах хотел найти довод в пользу историчности евангельских рассказов[62].

Мы уже видели, что Иордан в евангелии имеет астральное значение и соответствует небесному Эридану (егип. «иеро, иера» — река) или Млечному пути. Не иначе обстоит дело с другими местными именами евангелий. Что же касается самого важного из всех этих мест, «его города», т. е. Капернаума, то Штейдель указал на Захарию, 13, 2, где написано: «В тот день откроется источник дому Давидову и жителям Иерусалима, для омытия греха и нечистоты». Это место напоминает, что Иосиф Флавий в своей «Истории иудейской войны», 3, 10, 8, говорит об «очень обильном», оплодотворяющем страну источнике, «который жителями страны называется Капернаумом». Пусть вообще прочтут у Иосифа описание богатого, рыбой Генисаретского озера и окружающего его ландшафта с его красотою и прелестью, с его пальмовыми, ореховыми, фиговыми и оливковыми рощами и местами, богатыми плодами всякого рода, и тогда увидят, что вовсе не нужно обладать каким-то особенным «знакомством с местностью», чтобы на основании данных здесь указаний «придумать» всю местную обстановку деятельности Иисуса в Галилее.

е) Евангельская хронология.

Итак, если евангельская топография, явно, была заранее намечена Исайей, то мы уже признали, что также и хронология евангельских событий представляется крайне запутанной. По-видимому, многие имена, якобы, исторических личностей первоначально носили, астральный характер и только впоследствии были введены в историческую схему; таковы — Ирод, первоосвященники Анна и Каиафа, Пилат. Из того, что рассказывается о них в евангелиях, почти ничего не совпадает с известными нам из других источников фактами, но хорошо согласуется с астральными явлениями и созвездиями. Представление о праведнике, как «повешенном», и символическое превращение столба — орудия казни в мистическую форму креста в качестве знака огня и жизни, соответствующего в то же время и созвездию Ориона, — все это породило мысль, что умерший на кресте раб божий и жизнодавец был казнен не иудеями, а римлянами, так как иудеи обычно побивали богохульника камнями. Тем самым была установлена и эпоха жизни Иисуса. Можно установить, в каком отношении на эту хронологию повлиял также образ Августа, и какую роль сыграло здесь желание противопоставить римскому властителю мира, в правлении которого стали видеть начало новой эпохи истории и которого обычно превозносили в качестве спасителя мира, — истинного и подлинного спасителя в лице родившегося в его время Иисуса. Да и для более точного установления времени смерти Иисуса, может быть, можно привести общее соображение. Как известно, Иисус, по свидетельству евангелиста Луки, должен был умереть в 29 году. А так как, говорят, его смерть произошла в том же самом году, в каком последовала смерть Иоанна, а последний, по сообщению Иосифа Флавия, умер незадолго до 36 года, то Кейм и др. отнесли и смерть спасителя к этому времени. Кейм напоминает при этом о том всеобщем возбуждении, которое охватило в 34 году все умы в Римской империи, и в связи с которым, по его мнению, находилось выступление Крестителя. В Риме тогда со дня на день ждали смерти Тиберия. С востока угрожали парфяне, князь которых Артабан отнял у римлян Армению и направил свои взоры на Сирию. К тому же, в Египте около того времени ожидались великие события, начало новой мировой эпохи. Утверждали, что в 34 году видели баснословную птицу Феникса, которая каждые 500 лет прилетает в Гелиополь, там сжигает сама себя и снова возрождается. Феникс же имел отношение к мессианской вере израильтян. Как эта чудесная птица в конце каждой мировой эпохи сама себя уничтожает, так и в мессии чаяли найти творца новой эры. Все тогда были заняты этим тревожным событием, а воспоминание об этом, может быть, посодействовало тому, чтобы отнести к этому времени смерть спасителя и его славное воскресение из пламени старого мира.

К этому присоединяется еще то, что также индийский Кришна, который в качестве спасителя, победителя дракона и «распятого», во многих отношениях так похож на Иисуса, как одно яйцо на другое, этот Кришна, будто бы, пред своей смертью предсказал, что чрез 36 лет наступит четвертый мировой период, Калиюга, железный век, когда люди будут столь же злы, сколь и несчастны. Далее, для иудеев 70 год, когда был взят Иерусалим и разрушена национальная святыня этого народа и центральный пункт его веры — храм, был поворотным пунктом мировой истории. Это был год великого мирового суда над иудеями, как предсказал Исайя, и на близость которого заранее, будто бы, указал Иисус. Если отсчитывать назад, то это дает также 34 год, как дату смерти Иисуса, и это согласуется с тем взглядом, по которому, евангелия, в их современном виде, сложились только в течение первой четверти второго века, в это смутное время начинающегося разлада между иудеями и христианами, как это в таких ярких красках описал Люблинский.