Кухня приехала поздно вечером. С ней приехал врач Незамов. Он опять очень часто стал околачиваться в тылах батальона. Но здесь-то мы могли и без него обойтись. Находясь в обороне, раненые бывают редко. А вот убитых было больше, чем раненых. Больше всего от прямого попадания в окоп. На этот раз, когда приехала кухня, немцы открыли ужасный огонь. Так никогда не бывало ночью. Насмерть убило повара и ранило его помощника. Ранило начальника боепитания. Прямым попаданием разбили вдребезги нашу санитарную машину. Хорошо, что в ней никого не было. Миша Вязгин только-только ушел из нее. Покарябало и хозяйственную машину. Кто-то сказал, что это виноват врач Незамов. Пока его нет, у нас здесь тихо. А как только придет, сразу же обстрел. Лучше бы не ездил. Сидел там в хозвзводе.

Раненых отправили на машине боепитания. Врач снова уехал. Нам необходим перевязочный материал. Из машины вытащить не успели, все там погорело. Отслужила наша машина… Опять у нас плохо обстоят дела с санитарными кадрами в ротах. Санинструкторами работают солдаты, которые даже простейшую повязку не могут сделать. Об этом я говорил врачу. Самый лучший санинструктор по фамилии Эль погиб по вине капитана Поликарпова. Я уже рассказывал о том, что мл. лейтенант Кириченко погиб, когда возвращался из разведки. От нашей передовой он лежал на порядочном расстоянии. Кириченко был коммунист. Тело его днем вытащить невозможно. Немец стрелял сильно. Раньше ночи его не вытащить. Капитан Поликарпов приказал мне, во что бы то ни стало, послать кого-нибудь из санитаров, чтобы они вытащили из кармана убитого Кириченко партийный билет. Я отказался. Заявил ему, что не буду рисковать своими санитарами. Если бы он был ранен, тогда другое дело. А до убитых я никого посылать не буду, тем более посылать на верную смерть. В общем, мы поругались сильно…Все же он через командира роты послал санинструктора Эля. Под сильным огнем Эль пополз до убитого, но так и не дополз…Их похоронили в одной могиле. Эля и Кириченко. И билет партийный никуда не делся. А вот человека Поликарпов угробил. Что ни говори, а капитан Поликарпов не на своем месте. Солдаты его не любят.

Здесь, в лощине, мы обосновались по-хозяйски. Землянки усовершенствовали. Даже сделали нары и столы. Было и освещение из снарядной гильзы, а вместо тесьмы – лоскут от шинели. Коротун на примусе готовил еду из консервов и даже пек оладьи. Находясь в обороне, надо было как-то коротать время. Играли иногда в карты или домино. А некоторые даже в шахматы. Вечерами собирались в штабном блиндаже. Ну там и насказывали, кто что знал. Кто просто анекдоты рассказывал, а другой – что-нибудь интересное из своей жизни. Однажды произошел такой случай. Начальник инженерной службы батальона, лейтенант Мокшанов, начал читать вслух письмо от девушки из г.Москвы. Письмо было любовного характера, и писала его студентка пединститута, с которой Мокшанов переписывался уже несколько месяцев. После письма показал фотографию. Все рассматривали. Каждый по-своему реагировал: ничего, так себе, хорошая. А другой – просто прищелкивал языком. Но когда фотографию увидел капитан Поликарпов, то чуть ли не с кулаками бросился на Мокшанова. Если бы их не успокоили, то наверно подрались бы. Оказывается, на фото была родная дочь капитана Поликарпова…Поликарпов потребовал от Мокшанова вернуть все ее письма и фото. И впредь не сметь писать заочно. Моя дочь не для тебя, дурака. Но Мокшанов парень был молодой и не из трусливых. Он ничего Поликарпову не вернул. Да и переписывался он просто так, как и все. Просто хочется от кого-то письма получать и самому писать. Он знал, что эта девушка дочь Поликарпова, ну и решил разозлить его немного. Пусть побесится, пока «малярия» не трясет.

В одну из ночей парторг, комсорг и я пошли в расположение рот. Они по своим делам, а я по своим. Но шли вместе. Поодиночке вообще никогда не ходили ночью. И вот вдруг из одиночного окопа раздался выстрел из автомата. Парторг Попов осветил фонариком. В окопе скорчившись, сидел молоденький солдат.

–Зачем стрелял? Молчит, не отвечает.

– Отвечай, я спрашиваю!

– Я нечаянно.

–А ну, покажи руку!

Я спрыгнул в окоп и потянул его за левую руку. Солдат застонал. Ладонь была в крови. Сквозное ранение. Пришлось тут же сделать перевязку. На обратном пути забрали его и отвели в штаб. Обо всем доложили комбату Федосову. Его допрашивали. Он все плакал. Ну что с ним делать? Если бы это сделал старый бывалый солдат, то с ним пришлось бы поступить строго. Под суд. А этот, совсем еще не обстрелянный. Ему не более 18-ти лет. На возраст, конечно, не смотрят. За самострел судят сурово. Но этого юнца пожалел комбат. Приказал отправить его в санвзвод с ранением, полученным в бою. Забегу немного вперед. Через месяц этот солдат вернулся. В госпитале он, наверное, многое передумал. Сейчас был уже совсем другой солдат. За первые же бои после госпиталя был представлен к правительственной награде – ордену «Красной звезды». А еще немного позже он был награжден орденом «Славы». В боях под городом Шауляем он был тяжело ранен и отправлен в госпиталь. В батальон он больше не вернулся. А могло бы быть все иначе.

Капитана Поликарпова ранило поздно вечером. Сквозное пулевое ранение мягких тканей бедра. И ранило где-то в лесу, куда и пули-то не залетают. До землянки он дошел как-то сам, а там уже раскис. Я как раз находился в штабной землянке. В это же время приехал врач с кухней. Вместе с врачом мы сделали перевязку Поликарпову. На хозяйственной машине отправили его в санвзвод. С ранением Поликарпова сделали небольшую перестановку. Зам. командира батальона по политической части назначили лейтенанта Попова, а парторгом – лейтенанта Корейшу. Корейша до этого был комсоргом батальона. Спустя некоторое время, были слухи, что у капитана Поликарпова в санбате врач признал ранение самострелом. Слышал об этом и наш врач в санвзводе. И верилось, и не верилось…А не верилось потому, что в госпиталь он мог уехать в любое время с «малярией».

Один раз пробовали наступать, но безрезультатно. Крепко, гад, сидит…А спустя дня три после нашего наступления, немцы сами начали наступать. Очень сильной была артподготовка. Вся наша лощина была изрыта снарядами и минами. И лес весь пообломало. Один снаряд угодил в землянку, где находились раненые. Два наката у землянки разбросало, а третий накат частично обвалился. К счастью, раненых никого не завалило. Все они находились около стен. Но многих оглушило. В этой землянке с ранеными находилась Лена. Сейчас уже не до шуток. Снаряды рвались прямо рядом с землянкой. Все мы сбились в кучу и прижимались плотнее друг к другу. Каждую секунду ожидаешь снаряда…Сейчас, мол, накроет. И вот под таким огнем к нам в землянку забежал связной из штаба: «Быстрее к штабу! Он ранен…»,– и сразу же убежал обратно. Всего пять шагов до штабной землянки. Побежали оба с врачом. Да тут и бежать-то некуда…В угол штабной землянки угодил снаряд. Разбило телефон и убило телефониста. Комбата ранило в голову, спину и руку. Ранения были не тяжелые. После оказания помощи комбат продолжал командовать. Под сильным огнем пришлось налаживать связь. Установили новый телефон. Связисты побежали соединять порванные провода. Положение в ротах было тяжелое. Из некоторых рот прибыли связные. Один связной еле держался на ногах, пока докладывал. Он был тяжело ранен. Только восстановили связь с ротами, как она была снова нарушена. Немецкие танки прорвали оборону. Приказано было всем покинуть землянки и занять круговую оборону. Один из танков был уже около наших землянок. Кто-то из солдат бросил под гусеницу гранату. Раздался взрыв. Танк закрутился на месте. Еще два приблизились к нам и начали утюжить окопы. Но недолго они утюжили. Опять в них полетели гранаты. И эти танки были подорваны. Хотя и подорваны они были, но продолжали с места вести огонь из пушек и пулеметов. Стреляли до тех пор, пока не были подожжены. Ни одному немцу не удалось вылезти из танка. Не успеет высунуть голову из танка, как в него посылали автоматную очередь. В расположении рот шла рукопашная схватка. Даже отсюда доносилась ругань. В расположение рот мы прибыли, когда наступила тишина. Все было перепахано снарядами и минами. И всюду трупы…Очень много трупов. И наших, и немецких. Пока стоит тишина, начали вытаскивать раненых. Их было тоже много. Раненых вытаскивать помогали все. На раненых немцев пока никто не обращал внимания. Хватало делов со своими. А все же, потом приказали и их убирать, и тоже оказывать помощь. Охоты не было с ними возиться, но приказ…Куда денешься? Приходится подчиняться…

Все раненые были эвакуированы. И вражеские тоже. Уехал и комбат Федосов. Снова на его место прибыл капитан Данилюк. Командир как будто бы и ничего, но уж больно горд и самолюбив. Капитан Федосов совсем не такой. Тот со всеми мог запросто поговорить и пошутить. А Данилюк – нет. Этот чересчур серьезный. Может, из-за этого его немного недолюбливали. Ну, а в основном, он командир неплохой. Через два дня после этого тяжелого боя ночью сдали оборону подошедшей свежей части. И этой же ночью выехали. Весь остаток ночи ехали. Остановились в каком-то хуторе. Простояли около четырех дней. Здесь сумели организовать баню. Солдаты приводили себя в порядок: производили мелкий ремонт обуви и обмундирования, стриглись и брились. В общем, отдохнули за эти дни неплохо.

Опять уже второй день находимся в пути. Переезжаем на другой участок фронта, куда-то в район г. Добеля. Сколько уже раз переезжали из Литвы в Латвию и обратно. А сейчас уже даже и не знаешь, где находишься? Или в Латвии, или в Литве? Ведь разницы почти никакой. Такие же леса и болота, хутора и города. Если города, хоть немножко, некоторые запомнишь, то хутора и другие населенные пункты обычно быстро забываешь. Трудные названия.

И вот здесь, в районе Добеля, нам снова пришлось столкнуться с сильным противником. Бои приняли затяжной характер. Наступать пришлось через болотистую местность. Особенно плохо пришлось танкам. Несколько танков так затянуло в трясину, что никакие тягачи не могли вытащить. Танки засасывало все глубже и глубже. Потом на виду остались одни башни. Во многих опасных местах делали настил из леса. И все это делалось под артиллерийским огнем противника.

Но вот, наконец, кончился лес и болото. Впереди ровная местность. Менее километра до обороны противника. Наступление велось широким фронтом. Немцы открыли очень сильный огонь. Уже несколько танков и самоходок горели. Туговато бы нам пришлось, но нас выручили «Катюши». А потом и авиация наша появилась. И все это дало возможность нашей пехоте добраться до передовой противника. Завязалась рукопашная схватка. Немцы обычно такой схватки не выдерживали. Или же убегали, или сдавались. Но здесь они дрались отчаянно. Покончив с ними, начали развивать наступление дальше. Через несколько сот метров снова такая же линия обороны врага. Опять начались ожесточенные бои, которые длились почти до вечера. Наконец, овладели и этой линией обороны. Здесь остановились. Впереди был лес. На опушке леса, да и в самом лесу, еще была линия обороны. Об этом рассказывали пленные. Пленных здесь захватили немного, а вот убитых было много. Убитых и у нас не меньше было. В наступлении – не в обороне. Без жертв не бывает. Ночью установили, где нужно, артиллерию и минометы. Оборудовали пулеметные гнезда. Всех раненых эвакуировали на разных машинах. Местами немецкая передовая находилась совсем рядом с нашей. Даже перекликаться можно было. Медпункт батальона расположился немного позади, в каменном сарае небольшого хутора. В сарае было много разных перегородок, тоже каменных. Для чего он предназначался, представить трудно. В общем, этот сарай был прочным. Командный пункт батальона тоже находился здесь.

В самой большой роте у ст.лейтенанта Кустова убило санинструктора и ранило обоих санитаров. В роту срочно требовали санинструктора. Кого послать? Я предлагал Юрнаева или Коротуна. Но врач Незамов решить послать Лену Шарову. Но зачем девушку, когда есть мужчины? Трудно спорить с нашим врачом, да и бесполезно. В сумерках Лена ушла в расположение роты.

Дня через два немец начал артподготовку. Стояла сплошная канонада. Тряслась земля. Нечего было и думать, чтобы выскочить из сарая. Снаряды и мины ложились рядом. От взрывов сарай сотрясается. Сверху сыплется земля. Вот один из снарядов или мина угодили в крышу. Пробило не только крышу, но и потолок. Еще, один за другим, несколько снарядов угодили в стену. Полетели обломки кирпичей. А потом уже снаряд за снарядом ударились в стену или в крышу. Всех, кто находился в сарае, гоняло из отсека в отсек. Вот эти множество отсеков и спасали нас. Крыша и стены сарая были уже почти разрушены. Когда немцы прекратили огонь по хутору, а начали стрелять куда-то дальше, нам удалось немного оглядеться. Дом был полностью разрушен и горел. Разные хозяйственные постройки тоже были до основания разрушены и сейчас остатки их догорали в огне. Горело все, что могло гореть. И сарай сильно разрушен. Но толстые стены и разные каменные перегородки спасли людей. Но без жертв не обошлось. В одном из отсеков убило старуху с девочкой. А около дома лежала убитая молодая девушка. Те жители, кто не убежали, погибли в развалинах дома и других построек. В штабе тоже наделало делов. Легко ранило начальника штаба, убило связного. Разбило рацию и убило радиста. Связь с ротами была прервана. На линию убежали связисты. Наконец, связь восстановили. В ротах большие потери. Много раненых. Туда срочно требуют санинструкторов и санитаров. А самое главное – перевязочный материал. Гуранов Михаил был послан в роту Скотникова, Юрнаев и Коротун – в другие роты. Я пошел в роту Кустова, куда была отправлена Лена Шарова. В этой роте тяжело ранило взводного командира, мл.лейтенанта, и еще нескольких солдат. Были и легкораненые. С наступлением темноты раненых начали выносить в сарай. Потом туда же вытаскивали тела погибших в бою.

Вскоре нас из боев вывели. Опять куда-то поехали. Уж очень часто переезжали с места на место. Дня два отдыхали в большом богатом хуторе. Штаб расположился в жилом доме, а солдаты в разных хозяйственных пристройках. Места хватило для всех.