Книги

Мемуары военного фельдшера

22
18
20
22
24
26
28
30

Когда уже подходила к концу погрузка, на станции началось светопреставление. С железнодорожных платформ из зенитных пулеметов открыли огонь по летящим высоко в небе журавлям. Везде кричали: «Воздух! Воздух!» А стрельба не прекращалась, наоборот стала еще сильнее. Что тут было! Один другого сшибали с ног…Все перемешались, и военные, и гражданские. Сколько детей, стариков и женщин перепугали на вокзале! Вот подшутили… Когда прекратилась стрельба и разобрались в чем дело, даже все это показалось смешным. Но тогда не до смеху было. Действительно, откололи номер зенитчики! Наделали переполоху на всю станцию!

И вот опять в пути…А путь у нас один – на фронт. Небольшая остановка на станции Ясная Поляна. Затем многочасовая остановка в г. Москве. Не первый раз приходится проезжать Москву, но и на этот раз я ее тоже не видел. Походили по станции, вот и все. Хочется побывать в центре, но куда от эшелона отойдешь? Отстать можно или может забрать комендантский патруль, вот тогда и выкручивайся. Пусть уж так…Живые останемся, тогда, возможно, и посмотрим Москву. Все равно ведь через нее придется ехать домой из Берлина…Пока не возьмем Берлин, о доме нечего и думать!

Следующая длинная остановка была в г.Смоленске. Здесь пришлось немного походить по городу. Одни развалины…Нет ни одного целого дома. Тысячи пленных немцев работают на расчистке улиц. Вот их, паразитов, и надо заставить восстанавливать город. Такой огромный город и почти весь полностью разрушен. По всему видно, что бои тут были нелегкие.

Освобождение Прибалтики

По железной дороге путь наш кончался в г. Витебске. Город весь, как и Смоленск, полностью разрушен. Здесь тоже расчищали улицы города тысячи пленных немцев. От Витебска мы ехали на своих машинах. Едем больше всего лесом. Метами дорога не особенно важная, но ехать, все же, можно. Все лес и лес…Такой же как у нас в Зауралье. Много болот и речушек. Но вот кончились земли Белоруссии, и мы вступили в пределы Литвы. Местность почти такая же, лес и болота…Но уже не то…Здесь уже крупные населенные пункты почти не попадаются. Здесь хутора. Каждый литовец имел свой хутор. В некоторых хуторах проживало по 3-4 хозяина и даже более. Но больше всего – по одному. В общем, живут как бирюки. И так по всей Литве. Встречаются и небольшие города, которые они называют местечками. Есть, конечно, и большие города, но об них разговору особого нет…Города как города. Вторая соседняя республика Латвия. Она почти ничем не отличается от Литвы. Сельский народ живет тоже в хуторах. Хутора, конечно, тоже разные. Одни хорошо благоустроенные, а другие победнее. И народ жил по-разному. Одни имели бедненький хутор и клочок земли, а другие имели настоящие помещичьи имения, много лесов, земли, разнообразного скота, сельхозмашины и держали батраков. Вот эти батраки и создавали им богатства.

В боях за освобождение Прибалтики мы находились около 9-ти месяцев. За это время исколесили всю Литву и Латвию. Во многих пришлось участвовать боях. Но здесь такие плохо запоминающиеся названия хуторов и городов, что я все перезабыл. Все, к черту, перепуталось в голове. Так что я буду рассказывать в своих записях о боевых делах батальона не совсем по порядку. А названия хуторов и других населенных пунктов буду упоминать совсем редко. Что поделаешь? Не мог запомнить! Я их названия забывал в тот же день, в который узнавал.

Начнем пока по порядку. Мы остановились в лесу, рядом с хутором Авгутишки. В этом хуторе проживало пять остяков, или как их называют, хозяйств. Рано утром на следующий день с Гурановым пошли в этот хутор, чтобы организовать баню для личного состава батальона. Пора уже помыться и сменить белье. Жители этого хутора узнали, что нам нужна баня и сразу же принялись за дело. Ведь в каждом хозяйстве была своя небольшая баня. В бане около каменки была приспособлена кадушка с железной трубой. Вода нагревалась быстро. К вечеру весь батальон перемылся в банях. Даже парились! Нас даже не допустили топить, все это делали сами жители. Хотя они не знали наш язык, а мы их, но мы друг друга понимали. Обо всем могли договориться. Вечером в лесу бригадная кинопередвижка показывала картину. Почти все жители приходили в кино. Жителей много было из других хуторов. Здесь кругом хутора. Иди с завязанными глазами, в какой-нибудь да хутор забредешь. В бане мы мылись у Шавдиниса Антона. Он участник гражданской войны в России. Воевал против Колчака. Русский язык хорошо знал. Жена его – очень хорошая гостеприимная женщина, но по-русски она совершенно ничего не понимала. Два сына его учились в каких-то учебных заведениях в г. Вильнюсе. Сейчас они дома. Красивые взрослые ребята. По-русски хорошо разговаривали. Еще была дочь, пятнадцатилетняя Нина. Она тоже училась в г.Вильнюсе, но в гимназии. Вот она и топила нам баню. Русский язык тоже знала неплохо. Даже писала. Самогон здесь гонят почти в каждом доме. И очень по многу гонят. И продают, не так уж сильно дорого. Охотно меняют на вещи. Но трофейные вещи вряд ли у кого сохранились. Обычно, перед тем как ехать на фронт, их пропивают. Сейчас многие обменивали на самогон единственные часы. В боях часы снова достать можно. Лишь бы жив был… А как нет, так и часы не нужны.

Когда мы находились около Августишек, то жители каким-то образом узнали, что среди военных есть врачи. И повалили к нам…Отовсюду…Даже из дальних хуторов…Приходили даже 80-летние старики и старухи, не говоря уже о молодых. Шли к нам с каждой пустяковой болячкой. Не знали даже, что с ними делать…А что получалось? Каждый больной приходил с сумкой или корзиной. А в ней были яйца, масло, сало и даже самогон. Как им не объясняли, что у нас не положено брать за лечение плату, ничего не помогало. Даже обижаются. Пришлось обратиться к командиру батальона по этому поводу. Тоже не помогло. И комбат не мог им втолковать! И только Антон – отец Нины, объяснил нам, что жители приносят продукты просто так из уважения. Ведь многие из них первый раз в жизни видят доктора. И многие из них совершенно здоровые, просто хочется, чтобы доктор их посмотрел. Действительно, почти весь народ на нашем медсанбате побывал. И здоровые и больные. Литовцы народ хороший. Очень гостеприимный. Многие литовцы находились в Красной Армии и участвовали в боях. Но были и такие, особенно из богачей, которые служили в немецкой армии и воевали против нас. Но таких мы считали своими врагами. Враги они были и для простого литовского народа.

Из Августишек мы уезжали 31 июля или 1 августа, точно не помню. Много собралось жителей, чтобы проводить нас. Чуть ли не у каждого солдата оказался в руках букет цветов. На рассвете 2 августа в районе города Биржей мы наткнулись на противника. Завязались бои. Пока не разобрались в обстановке, немцам удалось сначала нас потеснить. Ну, а потом мы их так жиманули, что прямо с ходу ворвались в город. Бой в городе продолжался целый день. К вечеру стало тихо. Немцы были полностью разгромлены. Убитых среди немцев было много. Были и пленные. В нашем батальоне потери были незначительные по сравнению с противником. Но все же потери были…И убитые и раненые. Среди убитых был младший лейтенант комвзвода (фамилию его я не помню).

Оборону заняли за городом. Ночь прошла спокойно. Утром снова начались бои. Впереди был лес, и вот из него немец вел сильный минометный и пулеметный огонь. Нашему батальону было придано несколько самоходок с 76-мм пушками. Вот вместе с ними и начали наступать. Огонь не утихал. Местами продвинулись на 1-1.5 км. Несколько самоходок вспыхнуло. Огонь врага усилился, и пришлось залечь, а местами даже немного отойти на более выгодные позиции. Когда отходили, ранило взводного командира мл. лейтенанта Цыбуленко. Получилось так, что все отошли, а раненый остался в ничейной зоне (между нами и немцами). Ведь при отходе, солдаты могли бы раненого забрать…Но не сделали этого. А раненого приказали вынести во что бы то ни стало. Послали санитара и двух солдат из взвода этого лейтенанта. До раненого они добраться не смогли. Санитар погиб, а один из солдат был ранен. Раненый солдат сумел выползти сам. Кого сейчас посылать? Последнего санитара из этой роты? Не годится. Но кого? Врач послал меня и Гуранова. Путь до раненого пришлось проделать по-пластунски. Пули так и свистели над тобой. Как осы. К счастью, ни меня, ни Гуранова не зацепило. Раненый лежал в небольшой канавке, от пуль в безопасности. Ранение было в обе ноги. Тащили на плащ-палатке. Обратный путь был очень долгий и опасный. Никак не думали, что доползем живые. Когда начали подползать к окопам, сразу же выскочили несколько солдат и подхватили раненого. Война есть война…Доставалось в ней и медицинским работникам. Пуля не обходила и их. Однако, их относили ко второму эшелону. Приравнивали, чуть ли не к обозникам. Но ничего общего медработники с обозниками не имели. Они всегда находились рядом с солдатами. Правда, во время атаки они «Ура!» не кричали.

В полдень подошли танки. На каждый танк сели по 10-12 человек. Началось наступление. Удар по противнику был настолько сильным, что он, побросав все, начал отходить. Но и пути отхода ему сумели отрезать. Почти полностью они были разгромлены. А около пятидесяти человек были взяты в плен. Среди пленных были и офицеры. Наступление продолжалось. Без боев взяли несколько хуторов. Но вот в большом богатом хуторе нас встретили сильным огнем. Все постройки в хуторе были каменные. Вот немцы и вели огонь из этих каменных построек. Стреляли не только из пулеметов, но и из артиллерии. Пушки били прямой наводкой. Раз такое дело, наши вынуждены были открыть по хутору ответный артиллерийский огонь. И это сразу подействовало. Над двухэтажным домом показался белый флаг. С появлением белого флага наши артиллеристы и танкисты прекратили огонь. Немец тоже больше не стрелял. Когда мы вошли в хутор, немцы сразу начали вылезать из построек. Все они сдались. От артиллерийского огня среди немцев было порядочно убитых и раненых. Мы еще не успели выйти из хутора, как в воздухе показались вражеские самолеты. Пришлось разбегаться по укрытиям. В общем, кто где сумел…Лишь бы на ногах не стоять. Я лег у самого берега пруда. Все бомбы попадали вокруг хутора. В хутор ни одной не попало. А жертвы от бомбежки все равно были. В батальоне убило четверых солдат, троих тяжело ранило и несколько легко ранило. Тяжело контузило младшего лейтенанта Пастернака. Особенно много поранило и убило бомбежкой пленных немцев. А те, кто уцелели, сумели разбежаться. Рядом лес, попробуй, найди их. Кроме всего этого, в батальоне разбило одну автомашину. А самолеты улетели безнаказанно.

Из этого хутора мы выехали в сумерках. Отъехав около 10 километров, остановились. Дорога проходила возле большого кладбища. Вот на этом кладбище мы и расположились. Вокруг кладбища были выставлены посты. Примерно в середине ночи на кладбище раздалась автоматная очередь. Затем следующая. А потом уже не разберешь, что творилось! Кажется, все уже стреляли. А куда, в кого – не понятно. Раздавались крики раненых, матерные ругательства… Так продолжалось не более получаса. Потом все утихло. Но так и не узнали, кто первый открыл стрельбу по воображаемому врагу. Печально кончилась эта перестрелка. Смертельно ранило одного младшего лейтенанта. Убило четверых солдат и несколько человек получили ранения. Вот что значит создать панику ночью. Дорого обошлось батальону. Младший лейтенант прожил не долго. Утром его и остальных солдат похоронили здесь же на кладбище, в одной могиле. Здесь и позавтракали. А спустя два часа, мы находились уже в боях за крупный населенный пункт. Здесь тоже принимали участие танки и самоходные машины. Немец открыл такой огонь, что пришлось от наступления временно перейти к обороне. Начали спешно окапываться. Танки пошли в обход населенного пункта. Откуда-то издалека начала бить по селу наша артиллерия. Огонь артиллерии усиливался с каждой минутой. Батальон снова был поднят в наступление. При поддержке самоходок батальон ворвался в село. Бои завязались на улицах. Огонь нашей артиллерии был перенесен дальше за село. Немец не хотел уходить из села. Бои шли почти за каждый дом. Командный пункт батальона находился тут же рядом, где шли бои. Он расположился внизу двухэтажного каменного дома. Тут же, в каменной пристройке к дому, начали размещать раненых. А раненых было много. И некоторые были очень тяжелые. Я не успевал делать перевязки, а раненые все поступали и поступали. Мне помогала только Лена Шарова. Гуранов, Косматенко и Юрнаев находятся там, где идет бой. Они доставляют сюда к нам раненых. Врача Незамова и Коротуна снова нет. Отсиживаются около кухни. Там безопасно. Во время ужина иногда они приезжают с кухней, но потом опять с ней уезжают. Если только когда переходим в оборону, и нет сильного огня со стороны противника, тогда они могут остаться и на ночь. А так, нет, упаси, Боже!

В помещение заносят на носилках младшего лейтенанта Лагошу с перебитым бедром. Пришлось накладывать шину. Не успел поправиться с этим раненым, как под руки заводят младшего лейтенанта Федю Дорофеева…В это самое время, когда в селе находились наши и немцы, прославленные «Катюши» накрыли село. Сразу начался пожар. Один из реактивных «катюшиных» снарядов разорвался рядом с домом, где был КП и медпункт. Хорошо еще, что как-то сумели по рации связаться. Иначе бы еще раз пальнули «Катюши» по селу. Действительно, «Катюши» еще раз стрельнули, но на этот раз снаряды разорвались далеко за селом. Многих раненых засыпало отлетевшей штукатуркой. В общем, более-менее легко отделались. А вот кто находился на улицах села, тем пришлось плохо. Много было убитых и раненых, ранения у многих были тяжелые. Среди раненых был командир взвода автоматчиков мл. лейтенант Яблочкин. Вот это называется помогли! Подбросили огонька…Досталось от «Катюш» и немцам. И много больше, чем нам. После этого они почти уже не сопротивлялись. Многие, конечно, успели убежать из села, но в плен сдалось тоже порядочно. И сдались только тогда, когда увидели, что из села им уже живыми не выйти.

Среди пленных был один русский парень лет так 25-26-ти. Он оказался даже земляком нашего комбата Федосова. Оба из города Новосибирска и даже с одной улицы. Допрашивал его сам комбат. На допросе присутствовало несколько офицеров. Я тоже там был и коротко запишу его.

– Расскажите, как вы оказались в рядах немецкой армии, с которой ведет войну весь советский народ?

– В 1941 году я попал в плен. В Германии перебывал во многих концлагерях. Когда начали вербовать во Власовскую армию, я сразу же завербовался. Но я завербовался с той целью, чтобы вырваться из плена и если пошлют на фронт, то сразу перейти на сторону Красной Армии. Не хотелось умирать в лагере от голодной смерти. А сюда я попал как пополнение, а не в составе Власовской армии. Я не стрелял в русских солдат. Я стрелял вверх. Иначе немцы могут заподозрить неладное, если я не буду совсем стрелять. Хотите, верьте! Хотите, нет! Дело ваше…Я в ваших руках…Я виноват и себя не оправдываю.

– Я тебе верю в одном, сказал комбат, что ты действительно мой земляк. И учились мы с тобой даже в одной школе. Сибиряк…Сибиряк и вдруг – солдат немецкой армии…Это несовместимо. Может, ты и действительно попал в плен при тяжелых обстоятельствах…Но ты пошел не по тому пути…Ты захотел спасти свою шкуру! Ты оказался самым последним негодяем! Мерзавец! Выходи на улицу! Я собственноручно расстреляю тебя…А, ну! Живо!

Под общее обозрение всех присутствующих солдат и офицеров комбат расстрелял своего бывшего земляка, солдата в зеленой немецкой форме.

Группу немецких пленных отправили в тыл в сопровождении двух молоденьких солдат с автоматами. Часа через полтора-два солдаты вернулись обратно. Сказали, что пленные начали разбегаться, и их пришлось перестрелять. На самом деле это было не так. Но об этом узнали уже много позже. Эти молодые солдаты боялись отстать от своего батальона. Потом, мол, не скоро его найдешь. Вот и решили немцев перестрелять. Вот поэтому-то и вернулись обратно быстро. Ничего тут особенного нет. Они с нашими пленными похлеще еще расправляются. Я хорошо знаю, так как видел своими глазами.

Раненых эвакуировали на трех машинах. Погрузили сразу всех. Одна машина была наша, с ней и приехал врач Незамов. Сопровождать раненых отправили Лену. Врачу приказали никуда не отлучаться. И так ему дали хорошую взбучку за свое отсутствие. Убитых хоронили здесь же в селе в одной большой братской могиле. И хоронили ночью. Днем ведь нас уже здесь не будет. Вражеские трупы продолжали лежать на улицах села. Их никто не убирал. Их потом уберут сами жители и где-нибудь зароют. Могилу для них копать не надо, готовых ям достаточно.