Глава 7

Пробуждение было тяжёлым. Такое ощущение, что голова превратилась в гудящий колокол. Не успел я разлепить веки, как изнутри моего многострадального организма начались специфические позывы. К счастью, прежде чем меня вырвало, я успел повернуть голову вбок, так что одежда осталась чистой. А земляной пол с накиданным сверху то ли сеном, то ли соломой и без того не блестел. Однако расплата пришла незамедлительно.

– Чортів москаль, що б тобі в пеклі горіти!

И тут же последовала такая оплеуха, что моя голова дёрнулась, будто соединялась с телом шарнирами, а набат под черепной коробкой перерос в колокольный звон.

– Ну ты ж сука бандеровская!

Может, я это даже и не вслух сказал, сам не понял. Снова закрыл глаза, пытаясь привести себя в относительный порядок, только сквозь опущенные веки навязчиво пробивался мутноватый свет стоявшей у двери керосинки. Похоже, «заботливый» хуторянин, воспользовавшись нашей доверчивостью – ох, майор, майор, – опоил нас своей настойкой, в которую подмешал что-то вроде снотворного. Затем связал нам троим за спиной руки и оттащил всех в хлев – запашок стоял соответствующий, да и периодически раздававшиеся блеяние с похрюкиванием свидетельствовали, что мы точно не в хате. Глухое рычание пса доказывало, что и он помогает своему хозяину нас охранять. Я снова открыл глаза, фокусируя взгляд на окружающей обстановке. Медынцев и Сивцев, всё ещё без сознания, лежали напротив, и даже немного забавно было смотреть, как коза, или козёл – отсюда мне было не видно, что там между ног, – пытается сжевать галстук майора. Вот же франт, а я от своего галстука давно избавился, засунув его в карман, этот же до последнего щеголял.

Судя по всему, Опанас был настроен в отношении нас категорично. И сдаётся мне, внука он послал не за доктором, а за полицаями либо немцами, потому что если бы хотел сам нас кончить, то не тянул бы. А может, хочет поизгаляться сначала? Ну-ну, это мы ещё посмотрим.

По полведра холодной воды, вылитые на майора и пилота, привели их в чувство. Осознав, в какое дерьмо мы все вляпались, оба принялись наперебой поливать хозяина грязью. Особенно, неожиданно для меня, старался Петрович, до этого, казалось бы, весьма сдержанный персонаж.

– Гнида ты фашистская, мразь и погань, – выплёскивал он в адрес невозмутимого хуторянина. – Ну ничего, придут наши товарищи и отомстят за нас. Подвесят тебя, тварь, на первом же суку, будешь там болтаться в назидание всем.

Опанас, севший у входа с винтовкой между ног, терпел поток оскорблений минуты три, потом лениво поскрёб бороду и, прикрикнув на глухо рычавшего в нашу сторону волкодава, произнёс:

– Гаразд, послухав я вас, тепер ви послухайте мене. Я понишпорив у ваших кишенях, знайшов ось це. – Он показал наши с Медынцевым швейцарские паспорта. – Зроблені спеціально для вас. Тут ваші фотографії. Та й для втікачів ув’язнених виглядаєте ви занадто вгодованими.

Ну да, для сбежавших из лагеря выглядели мы довольно откормленными, тут майор легенду не особо продумал. Вообще после его необдуманных действий я начал сомневаться в профессиональных качествах моего куратора. Да и я хорош, пошёл у него на поводу. Сколько уже можно учиться на собственных ошибках?!

– А це от з тебе, хлопець, зняв. – Он достал из второго кармана мои очки и накладные усы.

Мне оставалось лишь грустно вздохнуть.

– И за что же вы так русских ненавидите? – спросил я его, в общем-то наперёд зная ответ.

– Москалів? За те, що нам жити спокійно не дають. Що мій батько, дід, прадід терпіли від москалів. Москалі, жиди і поляки – ось наші головні вороги! І ми будемо з ними боротися, доки не очистимо Галичину від ворогів.

– А что же немцы? Им-то служите…