Мы приехали в Веймар, на восточный конец главной товарной станции. Поняли, что нам вновь придется ждать. Паровоз отцепили, и многие охранники куда-то ушли.

Я огляделся. С одной стороны простиралось поле железнодорожных путей, а с другой пролегала дорога. Вдоль дороги росли сады, а прямо напротив нашего вагона находился инженерный колледж.

Сквозь большое окно я разглядел студентов, ребят, которым было лет по восемнадцать, в костюмах и при галстуках, сидящих перед доской, исписанной мелом. Прозвенел звонок, они вскочили со своих мест и побежали вниз по лестнице, разворачивая свои бутерброды, смеясь и что-то выкрикивая. Они жили в своем собственном мире, во вселенной правил, книг, традиций, регулярного питания и спокойного сна. И это в то самое время, как мальчишки куда младше их погибают на фронте и в концентрационных лагерях.

Тут взвыла сирена воздушной тревоги. Построившись по классам, они организованно прошли в свои убежища. С запада в вышине показались ряды маленьких серебристых крестов, от которых по голубому небу тянулись длинные белые следы. Бомбардировщики союзников. Самолет-разведчик летел низко и очертил над нами круг из тумана. Я огляделся по сторонам. Наступила тишина. Поезд стоял на месте, а люди прятались. Бомбардировщики вдалеке начали пикировать. Грохот взрывов заглушал сильный ветер, но над предместьем города взметнулись ввысь темные тучи, прорезанные летящими обломками зданий. В небе показались новые белые полосы, но на этот раз они тянулись в сторону вокзала.

Взрывы я ощущал всем телом. В складские сараи попала бомба, и они разлетелись в щепки. Охрана попряталась. Узники открыли двери вагонов и, в поисках убежища, кинулись кто куда. Одни бежали через рельсы в сторону города, другие забрались под поезд. Один я остался в вагоне.

Я принял решение. Не стоит никуда бежать ради того, чтобы тебя раздавил поезд, сошедший с рельсов, или вместе с нацистами завалило обломками зданий. Я схватил три металлические миски, оставленные моими товарищами по несчастью, вложил их одну в другую, надел на голову и свернулся калачиком в углу вагона. Должно быть, импровизированный красный шлем со стороны выглядел странно, но рядом не было никого, кто бы мог посмеяться. Снаряды разрывались рядом с вагоном. Невообразимая какофония оглушала и вселяла в меня ужас. Повсюду градом сыпались смертоносные обломки, осколки и металл.

Когда бомбардировщики улетели, я осторожно стряхнул с себя пыль и выглянул из вагона. Узники обчищали поезд с репой, стоявший на соседних путях. Медленно, по одному, из укрытий вылезли наши доблестные охранники. Они выстрелили в тех, кто потрошил запасы репы, демонстрируя тем самым свою бдительность. Судя по всему, во время бомбежки они успели выпить рома. Узники побежали обратно к вагонам. Места стало больше: некоторым удалось сбежать, а кто-то погиб.

С наступлением темноты поезд потащил по одиноким путям маленький паровоз.

Стоны раненых и умирающих не давали мне уснуть, поэтому я стоял в углу вагона и высматривал любые изменения в ландшафте. Дым от локомотива нависал над поездом и дул мне в лицо. Он был черным и вонючим, но теплым. Менее чем через час мы приехали на конечную остановку нашего путешествия. Те из нас, у кого еще остались силы, попрыгали из вагонов, а потом принялись помогать остальным, едва державшимся за жизнь, которых было очень много.

На платформе нас ждали люди в синей униформе, черных беретах и начищенных сапогах, похожие на пожарных. Они приказали нам построиться в шеренги по пять человек и куда-то повели. При свете фонаря я еще раз взглянул на наших новых надзирателей. Надпись на нарукавной повязке гласила: Lagershutz. На груди был вышит лагерный номер, совсем как у нас.

Перед ними мы разглядели бесконечный двойной ряд ламп и знакомую паутину колючей проволоки под напряжением. Мы прошли здания, в которых, по-видимому, размещалась администрация лагеря. Перед одним из них стояла пушка, пускай и старомодный, но все же монстр. Она здесь только для того, чтобы нагнать на нас страху?

Мы дошли до лагеря. Как и в Гросс-Розене вход представлял собой ворота, над которыми возвышалась сторожевая башня. В обе стороны расходились крылья, где располагались помещения для охранников, канцелярии и тюремные камеры. Еще там была большая площадь для перекличек.

«Jedem das Seine»[85] гласили металлические буквы на входе. Мы прибыли в Бухенвальд. Я входил в третий на своем веку концентрационный лагерь.