– Гляди-ка, правда же похоже на старика Вилли?

– Да нет же, осел, это девственница. Видишь, как торчат маленькие сиськи?

– Отвали, это нос!

Я же смотрел себе под ноги и продолжал искать гвозди.

Как-то раз в нашем отсеке появился коренастый узник – советский военнопленный. Его круглая бритая голова подчеркивала монгольские черты рябого лица. Он пришел из соседней штубы с квадратным листом картона под мышкой. Он искал кого-нибудь, с кем можно поиграть в шахматы, и пришел как раз по адресу. Вскоре он стал нашим постоянным гостем.

Постепенно мы завоевали доверие коренастого шахматиста и подружились с ним. Он немного говорил по-немецки: учил его в школе, а еще дед у него был немцем. И в целом он мало походил на украинцев из нашего барака.

Шахматист был настоящим бойцом, союзником, такими мы их себе и представляли. В 19 лет он уже летал на небольшом советском самолете, вроде тех, что я видел на выставке в Берлине. Мы завороженно слушали, когда он рассказывал о воздушном бое, в котором его сбили. Расставленные руки превращались в крылья самолета, гортанное клокотание имитировало рев мотора, а тесное пространство между койками становилось открытым небом. Несомненно одно, прежде чем попасть в плен, этот малый отважно сопротивлялся.

– Только не думайте, что в Красной армии все такие, как ваши соседи, – прошептал он. – Будь так, мы бы давно проиграли войну. Не тревожьтесь, Советский Союз – страна большая. Наши современные истребители с легкостью одолеют люфтваффе. Это только вопрос времени. Я буду приходить каждый день и пересказывать вам последние слухи, но обо мне никому ни слова. Вокруг полно доносчиков, а вы наверняка слышали, как немцы поступают с теми, кто пропагандирует идеи коммунизма. Поэтому я бы хотел остаться обычным шахматистом.

Отгороженные от остального мира бетонной стеной и двумя рядами трехметровой колючей проволоки под напряжением, мы увидели достаточно, чтобы понять основные принципы существования в этой тюрьме нового типа.

Эсэсовцы приходили только во время двух ежедневных перекличек. Внутри лагеря все вопросы решали сами заключенные. По эту сторону колючей проволоки установилась своя иерархия из тех, кто носил нарукавные повязки: лагерный староста, лагерный парикмахер, лагерный переводчик, лагерный секретарь и распределитель работ. Надзиратели и старшие по блоку были мелкими сошками. В каждой рабочей бригаде был свой главный капо, капо, младший капо и бригадир.

Старшим в Аушвице эсэсовцы назначили немецкого преступника, которого специально перевели к нам из другого концлагеря. Как опытные руководители, они сумели найти того, кто постоянно будет держать нас в страхе. Его любимым развлечением было схватить ни о чем не подозревающего зеваку и без всякой на то причины избить его до полусмерти.

Большинство руководящих постов в Освенциме занимали уголовники из Германии, которые, как и наш старший по лагерю, имели склонность к насилию. Русские, евреи и цыгане не могли подняться выше младших капо.

Только в Биркенау, этом земном аду, национальные различия стирались, и преступники любой расы могли свободно демонстрировать всю извращенную жестокость, на которую только были способны.